— Я так и не поняла, почему убийца называл всех этих персонажей.

— Потому что, пользуясь чужой кровью, мы рискуем деградировать. В понимании майя выжившие деревянные люди суть не кто иные, как обезьяны. И фанатики не желают молча смотреть, как Агосто с Мансареной загрязняют кровь кукурузного человека. Опять-таки, повторяю вам, это дикая чушь. Никарагуанцы — никакие не майя.

— Если я не ошибаюсь, Мансарена и Агосто открыли несколько филиалов в Гватемале.

— Очко в вашу пользу.

Жанна задумалась. Вся эта история уводила ее в сторону от Хоакина и его мотивов. Она сильно сомневалась, что он убивает людей по списку ради какой-то мифической чистоты крови.

— До меня дошли разговоры про зараженную кровь. Я имею в виду, действительно зараженную. Ту, что «Плазма Инк.» якобы завозит с северо-востока Аргентины. Что вы об этом думаете?

— Я в это не верю. «Плазма Инк.» — солидное предприятие, продающее кровь в Северную Америку. Если б у них возникли проблемы, Мансарена постарался бы немедленно их уладить.

И Эва решительным жестом, словно ставя точку, свернула лепешку и макнула ее в творог. Жанна доедала уже третий тамаль. Надо успокоиться. А то как бы ее не вывернуло наизнанку еще до окончания ужина…

— Ну а лично вы, Жанна Крулевска? Что вам понадобилось во всей этой мерзости?

Жанна как раз жевала, и это дало ей несколько секунд на раздумье. Она быстро соображала, как бы представить факты в наиболее выгодном для себя свете.

— Понимаете, — продолжала Эва Ариас, — Центральная Америка имеет в Париже офицера связи. Это мой друг. Мы учились вместе. Я ему позвонила. Он в курсе вашего дела. Я говорю «вашего» исключительно из вежливости. Потому что моему другу ваше имя неизвестно. Из чего я вывожу, что официально следствие ведете вовсе не вы.

Жанна бросила недоеденный тамаль. Видно, пришла пора открыть перед индеанкой все карты.

— Да, официально я не участвую в расследовании. Но человек, который вел дело, был моим другом. Я вам о нем уже говорила. Я должна довести его до конца ради памяти о нем.

— Он был вашим дружком?

— У меня нет дружка.

— Я так и думала.

— Что вы хотите этим сказать?

Она покраснела. Как будто Эва Ариас выволокла на свет божий ее тщательно скрываемое уродство.

— Жанна, не подумайте дурного, но лично мне очевидно, что в Париже вас ничто не держит. Вы бросились в это расследование, помчались на край земли с единственной целью — забыть Париж и свое одиночество.

— Вам не кажется, что мы отвлеклись от главного? — Она резко поднялась и неожиданно для самой себя громко добавила: — И вообще, вас это не касается!

Великанша улыбнулась. Это была тяжеловесная, суровая, но в то же время добродушная улыбка:

— Не изображайте из себя индейскую женщину. Индейцы славятся своей обидчивостью.

— Нам больше не о чем говорить.

Эва Ариас взяла со стола авокадо и одним движением разломила плод надвое:

— А вот мне есть что вам сказать. Никарагуанцы вообще очень услужливы. Сегодня днем мне перезвонил один журналист. Из тех, с кем я связывалась по поводу вашей истории с каннибализмом. В архивах у них ничего не обнаружилось, но он позвонил кое-кому из своих коллег в соседние страны — Гондурас, Гватемалу, Сальвадор…

Жанна побледнела:

— Он что-нибудь нашел?

— Гватемала. Восемьдесят второй год. Убийство молодой индейской девушки. Явные признаки антропофагии. Произошло это в районе Атитлана. Вы о нем слышали? Говорят, самое красивое озеро в мире. Опять индейская похвальба…

— Восемьдесят второй год… Этой датой интересовался Эдуардо Мансарена. Хоакину тогда было лет десять. Неужели это его первое убийство? Но почему в Гватемале? Что вам известно об этом деле?

— Немного. Убийство прошло почти незамеченным. Обстановка в Гватемале тогда была чуть ли не хуже, чем в Никарагуа. В восьмидесятые годы там заживо жгли индейцев. Вырывали им глаза. Учили их жить, так сказать. На этом фоне убитая и съеденная девушка… Если вы туда поедете, вы ничего не найдете. Архивов не существует. Свидетелей не осталось. Ничего нет. Но я знаю, что вы все равно туда поедете…

Жанна схватила свою сумку.

— Спасибо за след, — уже спокойнее сказала она.

— И это еще не все сюрпризы.

Жанна замерла на пороге веранды. За спиной у нее ночная тьма полнилась криками животных и шуршанием листвы.

— Что там еще?

— Если верить моему журналисту, им тогда удалось установить личность убийцы-каннибала.

— Что-о?

Эва Ариас молчала, наслаждаясь произведенным эффектом. Сердце у Жанны колотилось, и удары отдавались по всему телу — в груди, в горле, в висках.

— Кто он?

— Священник.

49

Однажды в Перу один фотокорреспондент сказал ей: «За границей, если возникает проблема, мысль обратиться в посольство часто приходит последней. Но это не мешает ей оставаться лучшей».

Жанна вспомнила этот совет. Арендовать машину в Манагуа в восемь вечера — затея из серии «Миссия невыполнима». Но только не после того, как ей удалось связаться с атташе по культуре французского посольства, неким Марком, телефон которого ей дали на набережной д'Орсэ. [58] Он оказался знаком с директором агентства «Бюджет». Он мог позвонить ему и попросить открыть агентство в неурочный час. Марк мог все.

Жанна не знала, как и благодарить этого милого молодого человека, не задавшего ей ни единого вопроса. Теперь она сидела за рулем «мицубиси-лансера» и мчалась к северо-западной границе страны. Путешествие обещало быть долгим. Ей предстояло пересечь Никарагуа, затем Сальвадор. Только тогда она попадет в Гватемалу. Больше тысячи километров…

Зато дорога не представляла никаких трудностей. Собственно, она здесь была всего одна — Панамериканское шоссе, пересекающее Центральную Америку с севера на юг. Легендарная дорога, по которой прокатились все войны и революции, сотрясавшие эти маленькие, но воинственные страны. Не восьми- и даже не четырехрядная — просто дорога, разделенная посередине белой полосой. Лента, протянутая сквозь джунгли, равнины, горы, возделанные поля, бидонвили. Служащая ясной и четкой цели — связать воедино два Американских континента.

Темнота стояла плотная. Жанна сожалела, что не видит пейзажа. Вулканов с дымящимися кратерами. Озер с перламутровой гладью воды. Стены джунглей, увитой лианами… Вместо всего этого она, вцепившись в руль, следила за расстилавшимся перед ней однообразным асфальтовым полотном и щурила глаза, завидев впереди фары встречного автомобиля.