— Звонят из Каролинской больницы! — возбужденно воскликнула Эллен.
Комиссар вопросительно приподнял брови.
— Кажется, к ним поступила женщина, похожая на Елену Скорц!
* * *
Сначала Алекс хотел поехать в Каролинскую университетскую больницу один, чтобы поговорить с женщиной, которая, по свидетельству медперсонала, могла оказаться Еленой Скорц, но потом решил, что это будет несправедливо по отношению к Петеру. В конце концов, именно ему удалось установить личность подозреваемой, подумал комиссар и решил дождаться молодого коллегу и ехать с ним вместе. Алекс Рехт приободрился. Ему только что сообщили, что Сара Себастиансон вроде бы узнала в Елене Скорц ту женщину, из-за которой опоздала на поезд в Флемингсберге. Точно она сказать не могла, так как ей показали довольно старую фотографию, но ей кажется, это та самая девушка.
Петер ликовал. Когда он приехал в Управление, ему поручили немедленно ехать в Каролинскую больницу для проведения первого допроса Елены Скорц, или Моники Сандер, как она именуется в реестре актов гражданского состояния. Алекс едва поспевал за молодым коллегой, когда тот бросился на парковку. Петер уселся за руль и, разумеется превышая скорость, рванул в сторону Сольны.
Петер Рюд никогда не скрывал, что ему больше всего нравится в работе полицейского. Он жил ради того, чтобы ощутить бурление адреналина в крови, а оно возникает лишь от неожиданных поворотов в расследовании. Алекс — точно такой же, подумал Петер, взглянув на комиссара, хотя вон уже сколько лет работает…
Раздражает, правда, что Фредрика не разделяет их восторга. Только все раскрутится, народ на подъеме, а она тут же замыкается в себе и всем своим видом говорит: «А это действительно так?», «Уверены? А может быть, вы ошибаетесь?». Надо признать, в том, что расследование на этот раз продвинулась так далеко, есть и ее заслуга — может, девчонка хоть улыбнется, когда узнает новости? Приятно все-таки, когда коллеги улыбаются!
Алекс и Петер и представить себе не могли, какое зрелище их ожидает в Каролинской больнице. Разумеется, им сообщили, что предполагаемой Монике Сандер нанесены тяжелые телесные повреждения и она до сих пор находится в шоковом состоянии. Но эта скудная информация не смогла подготовить полицейских к тому, что они увидели, войдя в палату к пострадавшей.
Лицо девушки превратилось в сплошное месиво, огромные синяки расплылись на шее, левая рука в гипсе от локтя, все правое предплечье перевязано, лоб заклеен пластырем до самой линии роста волос.
Бедняжка, мелькнуло в голове у Петера, бедная девочка!
Лицо молодой санитарки, дежурившей у постели пациентки, было крайне серьезным. «Похоже, не только мы в шоке от вида девушки», — подумал Петер.
Сзади раздался чей-то осторожный кашель, полицейские резко обернулись — в дверях стоял мужчина в белом халате, с густыми седыми волосами и темными усами.
— Морган Тулин, лечащий врач Моники, — представился он.
— Петер Рюд, — пожал ему руку Петер.
Рукопожатие показалось ему крепким и внушающим доверие. Петер украдкой взглянул на Алекса — шеф явно пришел к тому же выводу.
— Не знаю, что вам уже известно о ее состоянии, — осторожно начал врач.
— Немного, — признался Алекс и покосился на несчастную.
— Ну что ж, — вежливо, но твердо заявил Морган Тулин, — тогда мой долг вас проинформировать. Как видите, больная все еще крайне слаба. Время от времени она приходит в себя, но в основном спит, крайне тревожно. Пытается говорить, но довольно бессвязно — у нее повреждены челюсти, а язык распух так, что вплоть до сегодняшнего утра едва помещался во рту. К нам уже приезжали из полиции, хотели поговорить с ней, чтобы узнать, кто это сделал, но никакого связного и внятного ответа им добиться не удалось. Полагаю, она до сих пор пребывает в шоковом состоянии плюс воздействие обезболивающих препаратов… Помимо видимых травм, у нее сломано несколько ребер. Сексуальному насилию она, скорее всего, не подвергалась, но на теле имеется несколько серьезных ожогов.
— Ожогов? — переспросил Петер.
— Да, — кивнул Морган Тулин. — Ее жгли спичками местах в двадцати, в том числе на внутренней поверхности бедер и между ключицами.
Стены палаты вдруг словно сдавили Петера, стало тяжело дышать и отчаянно захотелось домой. Энтузиазм как ветром сдуло, и он устало посмотрел на стоящий на подоконнике горшок с цветами.
— От ожогов останутся шрамы, но с медицинской точки зрения опасности для здоровья они не представляют. Каково ее психическое состояние, говорить пока рано, но, думаю, ей предстоит долгий путь к выздоровлению… очень долгий.
Растение в горшке пошевелилось, или Петеру показалось? Может, это просто сквозняк из приоткрытого окна? Довольно долго Петер следил за медленным покачиванием стеблей, а потом вдруг понял, что в палате стоит звенящая тишина, и вернулся к реальности. Кажется, врач закончил свой рассказ? Алекс нервно откашлялся.
— Простите, — извинился Петер, — просто мы все безумно устали за эти дни.
Он плохо понимал, что говорит. Да что он такое несет?!
Морган Тулин похлопал его по плечу. Алекс скептически приподнял бровь, но промолчал.
— Это еще не все, — сказал врач. — Уверены, что сможете выслушать до конца?
От смущения Петер чуть не спрятался за горшок с этим проклятым цветком. Но собрался с духом и твердо заявил:
— Разумеется, мы готовы выслушать все, что вы можете нам рассказать!
Морган Тулин с сомнением посмотрел на него, но, слава богу, от комментариев воздержался. Как и Алекс.
— У нее имеются и старые травмы, — заговорил врач. — Так что ее наверняка избивали и прежде.
— Вот как?
— Совершенно точно. На рентгеновских снимках видно, что пальцы и обе руки были неоднократно переломаны: кости срослись кое-как — вероятно, к врачу она не обращалась. Многочисленные травмы ребер. Шрамов от более давних ожогов мы насчитали около десяти. Судя по всему, на этот раз ей пришлось куда хуже, чем раньше.
Морган Тулин кивнул, давая понять, что рассказ окончен. Петер кивнул в ответ в знак того, что все понял. Алекс тоже кивнул, но, скорее, так, за компанию.
И тут женщина вдруг заметалась на кровати, тихо застонала и попыталась сесть. К ней тут же кинулась санитарка и осторожно уложила обратно, приговаривая:
— Тише, тише, сейчас мы поднимем спинку кровати, и вы сможете сесть!
Петер поспешил санитарке на помощь: он и правда хотел помочь, к тому же это повод подойти к женщине поближе. Он заметил, что она с трудом держала глаза открытыми, но при этом пристально следила за каждым его движением, пока он поднимал спинку кровати.
— Если понадоблюсь, я у себя в кабинете, — произнес Морган Тулин и удалился.
Куда бы присесть, подумал Петер: садиться на край кровати как-то неловко, а кресло стоит слишком далеко, в противоположном углу палаты. Он решительно взял кресло и придвинул его к кровати на приемлемое расстояние. Алекс остался стоять в дверях.