– Черт! – закричал Поль, вспомнив, что забыл снять синюю мигалку с крыши.

Турок кинулся бежать, как будто асфальт жег ему пятки. Поль вдавил в пол педаль скорости. Мост впереди показался ему каким-то странным символом: каменный гигант вздымал черные переплеты к грозовому небу, как будто молил о помощи.

Поль поехал еще быстрее и обогнал турка у перехода. Шиффер на ходу выскочил из машины. Поль затормозил и увидел в зеркале, что тот прижал беглеца к земле борцовским захватом.

Он выругался, выключил зажигание и вывалился из "гольфа". Шиффер бил турка лицом о решетку моста, схватив его за волосы. У Поля перед глазами встала окровавленная рука Мариуса в бумагорезке. Такого он больше не допустит.

Поль несся к мужчинам, вытаскивая на бегу "глок".

– Прекратите!

Шиффер подталкивал свою жертву к решетке. Сила и скорость этого человека потрясали. Турок, зажатый между двумя металлическим прутьями, вяло отбрыкивался.

Поль не сомневался, что Шиффер швырнет турка в пустоту, но Цифер сам вскарабкался на парапет и подтянул жертву следом за собой.

Вся операция заняла у него несколько секунд, в очередной раз подтвердив, как силен и ловок этот опасный человек. Когда Поль добрался наконец до верха, Шиффер и турок балансировали над пустотой на бетонном перекрытии. Беглец орал, а мучитель колотил его, не переставая спрашивать о чем-то по-турецки.

Поль застыл на полпути к ним.

– БОЗКУРТ! БОЗКУРТ! БОЗКУРТ!

Крики турка разносились далеко во влажном воздухе. Полю показалось, что несчастный зовет на помощь, но вдруг он увидел, что Шиффер выпустил свою жертву, как будто добился желаемого.

Пока Поль доставал наручники, турок улепетывал, прихрамывая.

– Пусть идет!

– Ч...что?

Шиффер спрыгнул на асфальт, держась за левый бок, потом, морщась от боли, привстал на одно колено.

– Он сказал то, что знал, – каркнул он между двумя приступами кашля.

– Что? Что он сказал?

Шиффер встал. Дыхание у него сбивалось, в паху кололо. Кожа была синюшной, в белых точках.

– Он живет в одном доме с Руйей и видел, как они забрали девушку прямо с лестницы. Восьмого января, в восемь вечера.

– Они?

– Бозкурты.

Поль ничего не понимал. Взглянув в сине-стальные глаза Шиффера, он подумал о другом его прозвище – "Шухер".

– Серые Волки.

– Серые... что?

– Серые Волки. Крайне правая группировка. Убийцы на службе у турецкой мафии. Мы с самого начала шли по ложному пути. Женщин убивают они.

37

Железнодорожные пути простирались до горизонта. Застывшее нагромождение металла утомляло взгляд, беря в плен ум и чувства. Стальные переплеты въедались в сетчатку на манер колючей проволоки, стрелки указывали новые направления, но их удерживали на месте заклепки и гвозди. Просветы в арках мостов с их лесенками, балясинами и фонарями усиливали ощущение тяжести.

Шиффер спустился по лестнице на рельсы, наплевав на табличку со строгим запретом. Поль догнал его, едва не вывихнув лодыжку на узких ступеньках.

– Кто такие эти Серые Волки?

Шиффер шагал, жадно вдыхая воздух, и ничего не отвечал. Черные булыжники раскатывались из-под его ног.

– Черт, да говорите же! Вы должны мне дать объяснения.

Шиффер сделал еще несколько шагов, держась за бок, и наконец заговорил глухим голосом:

– В семидесятых годах политическая обстановка в Турции была накалена так же, как и во всей Европе. Левые имели большинство. Готовилось нечто вроде мая шестьдесят восьмого... Но в Турции традиции всегда побеждают. В стране появилась группа крайне правых политиков, которыми руководил Альпаслан Тюркеш, чистой воды нацист. Сначала они создавали небольшие кланы в университетах, потом стали вербовать молодых крестьян в деревнях. Они называли себя Серыми Волками – Бозкуртами. А еще – Молодыми Идеалистами. Их главным аргументом немедленно стала жестокость. Поль был разгорячен, но зубы у него стучали так, что отзывалось в мозгу.

– В конце семидесятых, – продолжил Шиффер, – крайне правые и крайне левые взялись за оружие. Покушения, грабежи, убийства: в то время каждый день убивали по тридцать человек. Это была настоящая гражданская война. Серых Волков обучали в специальных лагерях. Их забирали совсем детьми и превращали в машины для убийства.

Шиффер упрямо шагал вперед. Он дышал ровнее и не спускал глаз со сверкающих линий рельсов, словно они помогали ему думать.

– В тысяча девятьсот восьмидесятом году турецкие военные взяли власть в свои руки. Порядок был восстановлен. Бойцов враждующих сторон посадили. Серых Волков очень быстро выпустили – у них с военными были общие убеждения, но они остались без работы. Эти ребята, которых воспитывали и обучали в лагерях, хорошо умели делать одно: убивать. Нет ничего удивительного в том, что их стали использовать те, кто нуждался в подручных, в исполнителях. Правительство, устранявшее руками Волков армянских лидеров и курдских террористов. Турецкая мафия, желавшая пробиться на рынок торговли опиумом в зоне Золотого Полумесяца. Для мафиозных кланов Волки были находкой – сильные, вооруженные, опытные и, главное, союзники действующей власти.

Теперь Серые Волки работают по контракту. Али Агджа, стрелявший в тысяча девятьсот восемьдесят первом году в Папу, был бозкуртом. Большинство из них стали сегодня политиками, забывшими прежние убеждения. Но самые опасные остались фанатиками, террористами, способными на худшее. Мечтателями, которые верят в превосходство турецкой расы и возрождение великой империи.

Поль не верил своим ушам. Он не видел никакой связи между этими давними историями и своим расследованием.

– И они убили всех этих женщин?

– "Адидасовская Куртка" видел, как они похитили Руйю Беркеш.

– Он видел их лица?

– Они были в масках и десантных комбинезонах.

– В десантных комбинезонах?!

Шиффер хмыкнул.

– Это воины, мой мальчик. Солдаты. Они уехали в черном седане. Турок не запомнил ни номера, ни марки. Или не хочет вспоминать.

– Почему он уверен, что это были Серые Волки?

– Они выкрикивали лозунги. У них есть опознавательные знаки. Кстати, все сходится: молчание общины, рассуждения Гозар о "политическом деле". Серые Волки в Париже. И квартал подыхает от страха.

Поль не мог согласиться со столь неожиданной сменой направления в расследовании – оно полностью расходилось с его собственными предположениями. Он слишком долго шел по следу убийцы-одиночки.

– Но зачем такая жестокость?

Шиффер не сводил глаз с покрытых инеем рельсов.