Империя Волков | Страница: 97

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Поднявшееся солнце вдохнуло жизнь в окружающий пейзаж. В глубине долины выделялись пятна красного, желтого и изумрудно-зеленого цветов – остатки былых богатств, составляющих могущество и славу древних царств. Солнце, заползая в кратеры, отражалось в них трепещущим белым светом, разбивая каждый фрагмент горной мозаики на миллиарды блесток. Солнце играло с облаками, и тени, пробегавшие по горам, менялись, как выражение лица человека. Его охватило небывалое волнение. Он никак не мог внушить себе, что эти земли были "его" землями, что сам он тоже был частью этой красоты, этого величия. Ему казалось, что он различает у горизонта полчища предков – первых турок, принесших в Анатолию цивилизацию, могущество и власть.

Вглядевшись получше, он понимал, что это вовсе не всадники, а волки. Стаи серебряных волков, сливающихся со своим земным отражением. Боги-волки готовились стать единым целым со смертными, чтобы создать расу совершенных воинов...

Он продолжил путь к восточному склону. Снег становился плотнее и одновременно легче, невесомее. Он оглянулся назад, на цепочку собственных следов, и почему-то подумал о тайном языке тишины.

Наконец он добрался до следующей террасы, где стояли Каменные Головы.

Их было пять. Колоссальные головы, каждая в два метра высотой. Изначально все они были частью массивных статуй, стоявших на вершине погребального кургана и разрушенных землетрясением. Люди подняли головы и поставили их прямо на земле: теперь они казались еще громаднее, словно были контрфорсами самой горы.

В центре находилась статуя Антиоха I, царя Коммагена, захотевшего умереть среди богов-полукровок, греческих и одновременно персидских, синкретических идолов забытой цивилизации. Рядом с ним – бог богов Зевс-Ахурамазда, чьи видимые проявления – молния и огонь, и Аполлон-Митра, которому приносили в жертву людей, орошенных бычьей кровью, и Тишья в венке из колосьев и фруктов, олицетворение плодородия и богатства царства...

Несмотря на все их могущество, лица были безмятежно молодыми с губами, сложенными сердечком, и бородой, завитой кольцами... Большим белым глазам скульптор придал мечтательное выражение. Хранители святилища – царь зверей Лев и хозяин поднебесья Орел – древние, выщербленные, засыпанные снегом статуи – дополняли ощущение покоя.

Время еще не наступило: туман был слишком густым, чтобы чудо свершилось. Он поправил шарф и подумал вдруг о правителе, построившем эту гробницу. Антиох Епифан I. Годы его правления были эпохой процветания, и он думал, что боги к нему благосклонны, а потом возомнил себя одним из них и повелел предать себя земле на вершине священной горы.

Исмаил Кудшейи тоже принимал себя за бога, считал, что имеет право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных. Но ведь сам он был всего лишь инструментом, служащим Делу, простым звеном Турана. Забыв об этом, он предал себя и Волков, нарушил законы, чьим провозвестником когда-то был. Кудшейи стал никчемным, уязвимым человеком, потому-то Земе и удалось достать его. Зема. Едкая горечь мгновенно высушила рот. Он убил ее, но не победил. Охота окончилась неудачей, хотя он пытался спасти Дело, по обычаям предков принеся в жертву свою добычу. Он положил окровавленное сердце Земы на алтарь каменных богов Немруд-Дага, которых всегда почитал.

Туман рассеивался.

Он опустился на колени прямо в снег и стал ждать.

Через несколько мгновений туман уйдет, коснувшись в последний раз гигантских голов, подарив им свою невесомость, оживив. Очертания лиц утратят четкость и поплывут над снегами. Это зрелище всегда невольно навевало ему мысли о лесе, ему казалось, что исполины плывут вперед... Антиох, Тишья, за ними остальные бессмертные в ледяном ореоле. Их губы вот-вот приоткроются, и боги заговорят.

В детстве он часто был свидетелем чуда. Научился различать их шепот, понимать их язык. Каменный древний язык, доступный лишь тому, кто родился у подножия этих гор.

Он закрыл глаза.

Сегодня он просил у гигантов милосердия. Надеялся услышать новое пророчество. Слова из тумана о своем будущем. Что прошепчут ему каменные наставники?

– Замри.

Он окаменел. Решил было, что ему почудилось, но холодное металлическое дуло пистолета уперлось ему в висок. Голос повторил по-французски:

– Не вздумай дергаться.

Женский голос.

Медленно повернув голову, он увидел высокий силуэт в парке и черных лыжных брюках. Из-под черной вязаной шапочки на плечи падали черные волосы.

Он был потрясен. Как эта женщина проследила его, каксмогла добраться сюда?

– Кто ты? – спросил он по-французски.

– Мое имя значения не имеет.

– Кто тебя послал?

– Зема.

– Зема мертва.

Он никак не мог смириться с мыслью, что кто-то застал его врасплох во время священного обряда. Голос продолжал:

– Я та женщина, что была рядом с ней в Париже. Я помогла ей ускользнуть от полиции, обрести память и вернуться в Турцию, чтобы встретиться с вами лицом к лицу.

Мужчина кивнул. Да, в этой истории с самого начала не хватало одного звена. В одиночку Зема Хунзен не смогла бы так долго ускользать от него – кто-то ей помогал. С его губ сорвался нетерпеливый вопрос, и он тут же пожалел, что не сумел совладать с эмоциями:

– Где были спрятаны наркотики?

– На кладбище. В урнах с прахом. "Немного белого порошка среди серого праха..."

Он снова кивнул, узнавая ироничную манеру Земы, – для нее и работа была игрой. Во всем этом не слышалось ни одной фальшивой ноты – как в звоне хрусталя.

– Как ты меня нашла?

– Зема написала мне письмо, где все объяснила. Свое происхождение. То, как ее воспитывали. Как и чему учили. Были там и имена ее бывших друзей, ставших врагами.

Он уловил в речи женщины акцент – она растягивала последние слоги слов, взглянул в белые, все еще закрытые глаза статуй.

– Зачем тебе вмешиваться? – удивился он. – Все кончено. История получила свое завершение без тебя.

– Ты прав, я приехала слишком поздно. И все-таки я могу кое-что сделать для Земы.

– И что же?

– Я не позволю тебе и дальше собирать твою чудовищную жатву.

Он улыбнулся и взглянул ей прямо в лицо, несмотря на приставленный к голове пистолет. Женщина была высокой, смуглой и очень красивой. Глубокие морщины не портили бледное лицо, они скорее подчеркивали его красоту. У него перехватило дыхание. Она продолжила:

– В Париже я внимательно прочитала статьи об убийствах трех женщин, проанализировала раны, которые ты им нанес. Я психоаналитик. Я могу дать сложные научные названия твоим навязчивым идеям и фобиям, объяснить, почему ты ненавидишь женщин... Только все это ни к чему.

Мужчина понял, что она приехала убить его, – выслеживала, как дикого зверя, и явилась, чтобы затравить.