Ее, по-видимому, перебили, но через секунду она снова продолжила:

— Нет, я воспринимаю это именно так. Прощайте.

Наступила тишина и полная неподвижность.

Только сердце Моники не принимало этот покой. Пернилла снова заняла свое место. Одновременно у Моники зазвонил мобильный. Она начала искать телефон в стоявшей на полу сумке, не для того, чтобы ответить, а для того, чтобы выключить этот навязчивый сигнал. Мельком взглянув на дисплей, обнаружила, что это Осе. Когда ей удалось отключить телефон, руки у нее дрожали, она видела, что Пернилла это заметила, и начала говорить, не дожидаясь ее вопросов:

— Ничего важного. Это мама. Я перезвоню ей позже.

Пернилла отодвинула от себя почти нетронутую тарелку.

— Звонила женщина, которая была за рулем.

Даниэлла уронила на пол печенье, и Моника наклонилась за ним. Она была рада, что ей удалось хоть на секунду скрыться из поля зрения Перниллы.

— Она звонила через два дня после катастрофы. А потом приехала сюда, чтобы попросить прощения или что-то в этом духе. — Пернилла фыркнула. — Я тогда выпила столько лекарств, что толком не понимала, что происходит. Потом я много думала об этом. Жалела, что не послала ее к черту. Как можно думать, что я ее прощу?

Внезапно Пернилла оказалась в конце какого-то тоннеля. Моника смотрела ей в лицо, и это лицо теперь окружала колышущаяся темно-серая масса. Моника зажмурила глаза, снова открыла их — и увидела ту же картину. А еще она подумала о том, зачем открыли кран, кто его открыл, почему он так шумит?

— Что с вами? Вам плохо?

Дыхание было коротким и прерывистым.

— Все в порядке, но мне нужно идти.

— А десерт?

Моника встала:

— Я должна идти.

Когда она переменила позу, тоннель исчез. Шум по-прежнему раздавался, но теперь она видела, что кран закрыт, так что звук, надо думать, доносится из другой квартиры. Пошатываясь, Моника направилась в прихожую, по пути опираясь о стены и двери. Пернилла шла следом.

— С вами все в порядке?

— Да, но мне нужно идти.

Она надела туфли и пальто. Пернилла протянула ей сумку:

— Я позвоню вам завтра.

Не ответив, Моника открыла дверь. Сейчас она уйдет. Пернилла просила ее остаться, но она уйдет. Она придет в другой раз, потому что Пернилла друг и она благодарна Монике за ее дружбу. За то, что Моника для нее сделала. Она не посылает ее к черту, как Осе, — наоборот, их объединяет настоящая дружба, а настоящие друзья друг другу доверяют. И никогда друг другу не лгут. Они всегда рядом, в горе и радости, и всегда помогают друг другу.

У Перниллы остался только один друг — великодушная Моника Лундваль.

Если Моника по какой-то причине тоже предаст ее, Пернилла останется совсем одна.

28

Май-Бритт стояла у балконной двери, ожидая, пока вернется Саба. Собака только что протиснулась сквозь отверстие в перилах и скрылась во дворе.

Май-Бритт подвинула кресло к окну и просидела в нем, глядя на улицу, двое суток, но во дворе ничего интересного не происходило. Врач была у вдовы всего один раз, вечером того же дня, когда она приходила к Май-Бритт с этим омерзительным осмотром, но потом Май-Бритт ее здесь не видела. И насчет анализов она пока не звонила, впрочем, Май-Бритт было все равно — по этому поводу волновалась главным образом Эллинор.

Для самой Май-Бритт передышка была скорее приятна. Болеутоляющие таблетки отчасти помогали справиться с болью, и, пока она ничего не чувствовала, не нужно было ни о чем думать. Она перемещалась по квартире как всегда, вокруг нее стояла привычная тишина, все было как прежде, пожалуй, кроме того, что у нее побаливала поясница и она теперь меньше ела. Дело было не в том, что ее иногда подташнивало, — она неожиданно научилась контролировать импульсы, которые раньше заставляли ее беспрерывно что-то жевать. Как это произошло, она сама толком не понимала. Словно после того, как она додумала все свои мысли до конца, в душе у нее что-то ослабло. Вплотную приблизившись к этим невыносимым воспоминаниям, признав всю их мерзость, она как будто поняла, что ей не нужно больше прятаться. Не нужно спасаться бегством. Раньше она страшилась боли, которую должны были вызвать воспоминания, — а теперь она ощутила эту боль во всей ее полноте, и воспоминания больше не внушали ей страх. Они утратили свою власть над ней.

Май-Бритт заметила, что к дому приближается Эллинор. На улице, судя по всему, было нежарко, а эта девица расхаживает с голым животом, который выглядывает между свитером и брюками. Май-Бритт покачала головой. Да и тонкая джинсовая куртка явно не по сезону. Хотя, конечно, ее, наверное, греют все эти значки, которые она нацепила на куртку. Май-Бритт увидела, как навстречу Эллинор тяжело затрусила Саба, а Эллинор посмотрела в сторону ее балкона и помахала рукой. Май-Бритт махнула в ответ. И внезапно почувствовала какое-то тепло.

— Она зайдет в два. О результатах она мне ничего не сообщила — сказала, будет говорить об этом только с вами.

Эллинор произносила это в прихожей, присев на корточки и расшнуровывая ботинки. Май-Бритт стало немного не по себе при мысли, что эта врач снова заявится к ней домой, но потом вспомнилось, что теперь та у нее на крючке, и тут же стало легче. Когда знаешь у человека слабину, с ним куда проще строить отношения. Тебя теперь не так-то просто унизить. И пусть этой даме известны тайны тела Май-Бритт, но, если она захочет как-то это использовать, Май-Бритт немедленно откроет ответный огонь.

С ней никто и никогда больше не сделает того, чего она сама не позволит.

До двух оставалось всего несколько минут. Май-Бритт села в кресло, чтобы наблюдать за парковкой. Странно, но звонок в дверь прозвучал неожиданно — въезжавшего во двор автомобиля она не заметила. Это просчет, Май-Бритт была недовольна, что не смогла как следует подготовиться.

Дверь открыла Эллинор.

— Здравствуйте, как хорошо, что вы пришли.

Врач что-то сдержанно ответила, и через минуту они обе уже были рядом с Май-Бритт. Врач держала в руках какой-то предмет, похожий на небольшой серый портфель со шнуром и какими-то кнопками.

— Здравствуйте, Май-Бритт.

Май-Бритт подозрительно покосилась на аппарат.

— Что это?

— Можно мне сесть?

Май-Бритт кивнула, ни разу не назвав врача по имени, которое теперь уже знала, — важно, чтобы между ними не было ничего личного. Моника села за стол, поместила перед собой эту странную вещь и вытащила из сумки какие-то бумаги. Май-Бритт не сводила с нее глаз, отмечая каждое движение. С любопытством констатировала, что бумага в руках у врача едва заметно дрожит.

— Итак…

Врач развернула сложенные листы. Эллинор внимательно на нее смотрела. Май-Бритт, наоборот, отвела взгляд к окну. Она не испытывает особого интереса.