Могила девы | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Всю сознательную жизнь?

«Бог мой, — удивился Поттер. — Он эхом повторяет за мной. Совпадение? Или он играет в ту самую игру, в которую должен играть с ним я?»

— Это единственное дело, которым я когда-либо занимался. По восемнадцать часов в день.

— А как вляпался в это дерьмо с переговорами?

— Обычно. Сначала захотел стать агентом ФБР. Нравилось возбуждение, которое давала эта работа. Я стал хорошим следователем, но, наверное, слишком легковесным. Всегда видел проблему с двух сторон.

— Вот оно как, сэр, — серьезно подхватил Хэнди. — И поэтому не поднялся наверх? Разве не слышал, что акулы плавают быстрее других рыб?

— Истинная правда, Лу.

— Тебе наверняка приходилось сталкиваться с настоящими шизиками.

— О присутствующих умолчим. — Никакого смеха на другом конце линии. Только тишина. Поттера кольнуло, что его шутка оказалась не к месту, и он забеспокоился, что Хэнди, ощутив в его голосе сарказм, мог обидеться. Ему захотелось извиниться.

Но бандит лишь попросил:

— Расскажи что-нибудь из своего боевого опыта.

Анжи снова нахмурилась, но переговорщик не обратил на нее внимания.

— Ну, пятнадцать лет назад я участвовал в разрешении кризиса с заложниками в посольстве Германии в Вашингтоне. Вел переговоры около восемнадцати часов не переставая. — Поттер рассмеялся. — Я гонял агентов в библиотеку, чтобы мне принесли книги по философии и политике — Гегеля, Канта, Ницше. В конце концов пришлось послать за выжимками для студентов. Меня разместили на заднем сиденье машины без опознавательных знаков, и оттуда я разговаривал по заброшенному в дом проводному телефону с маньяком, который вообразил себя Гитлером. Он хотел надиктовать мне новую версию «Майн кампф». А я, сколько мы ни говорили, так и не понял, о чем мы толкуем.

Точнее, тот человек не объявлял себя Гитлером, но Поттеру захотелось немного преувеличить, чтобы позабавить Хэнди.

— Смешно, — хмыкнул тот.

— Смешно. Но если кому-то хотелось над ним посмеяться, его автомат Калашникова сразу отрезвлял.

— Ты психиатр?

— Нет, просто мне нравится разговаривать.

— У тебя, должно быть, очень сильная натура.

— Сильная натура?

— А то как же? Тебе приходится выслушивать, как кто-то вроде меня говорит: «Ты жалкий кусок собачьего дерьма. Я убью тебя при первой возможности». А потом спрашивать, чем ему больше нравится запивать бургеры — диетической колой или чаем со льдом.

— Хочешь к чаю лимон, Лу?

— Ха! И это все, чем ты занимаешься?

— Ну, еще других обучаю. В военной полицейской школе в Форт-Макклеллан, штат Алабама. Еще я возглавляю направление подготовки специалистов по кризисам с заложниками в Бюро специальных операций и исследований в Квонтико.

Теперь уже Генри Лебоу недовольно посмотрел на Поттера. Он еще не слышал, чтобы напарник выдавал так много личной информации.

— Скажи мне вот что, Арт, — тихо и очень медленно проговорил Хэнди. — Ты когда-нибудь совершал что-то плохое?

— Плохое?

— По-настоящему плохое?

— Думаю, да.

— Ты это делал намеренно?

— Намеренно?

— Ты меня не слушаешь? — В голосе Хэнди послышалось раздражение. Если слишком часто повторять за преступником его вопрос, можно в конце концов настроить его против себя.

— Скорее всего мои действия не были намеренными. Во-первых, плохо то, что я слишком мало времени проводил с женой. Как я уже упоминал, она довольно быстро умерла, и я понял, что многого ей не сказал.

— Брось! — Хэнди насмешливо хмыкнул. — Разве это плохое? Ты не понимаешь, о чем я говорю.

Поттера глубоко обидело его замечание. Захотелось крикнуть: «Понимаю! И мне кажется, я совершил что-то очень плохое. По-настоящему плохое».

— Я говорю об убийстве, — продолжал Хэнди. — Когда губишь чью-то жизнь, оставляешь вдову или вдовца и дети растут без родителей. Вот что значит плохое.

— Я никого не убивал, Лу. Непосредственно.

Тоби поднял на него глаза. Анжи написала на листке: «Ты слишком разоткровенничался, Артур».

Он не обратил на них внимания. Смахнул пот со лба и, не сводя взгляда со здания бойни, сказал:

— Но люди из-за меня умирали. Благодаря моим оплошностям, ошибкам. Иногда намеренным. Мы с тобой, Лу, находимся по разные стороны баррикады. — Ему безумно хотелось, чтобы его поняли. — Но знаешь…

— Ладно, хватит молоть чепуху. Скажи мне, Арт, что из сделанного тобой не дает тебе покоя?

— Не знаю.

— А люди, которые, как ты сказал, умерли из-за тебя?

«Надо нащупать его пульс, — сказал себе Поттер. — Понять, о чем он думает».

Но как понять?

— Не молчи, Арт. Кто они: заложники, которых тебе не удалось спасти? Полицейские, которых послал на штурм, хотя мог бы не делать этого?

— Да, они.

И преступники тоже, хотя переговорщик умолчал об этом. Сразу вспомнилась Острелла, и он увидел ее красивое удлиненное лицо, такое коварное. Темные брови, полные губы. Его Острелла.

— Они тревожат тебя?

— Тревожат? Конечно.

— Твою мать! — Хэнди насмешливо хмыкнул, и Поттер вновь почувствовал обиду. — Арт, ты подтвердил мою мысль. Ты никогда не делал ничего дурного, и мы оба это знаем. Хотя бы эти двое в «кадиллаке» сегодня днем. Пара, которую я убил. Кстати, их звали Рут и Хэнк. Рути и Хэнк. Знаешь, почему я это сделал?

— Почему, Лу?

— По той же причине, почему я выставил девчонку в окно — эту Шэннон — и через минуту-другую выстрелю ей в затылок.

Поежился даже непробиваемый Генри Лебоу. А Фрэнсис закрыла лицо руками.

— И что же это за причина? — спокойно спросил Поттер.

— Я не получаю того, что должен. Просто и ясно. Например, сегодня, там на поле. Эти люди разбили мне машину, врезались прямо в меня. А когда я хотел забрать их «кадиллак», попытались удрать.

Поттер уже ознакомился с рапортом канзасской полиции. Судя по всему, машина Хэнди с ходу проскочила знак, требующий остановиться, и в нее врезался «кадиллак», имеющий преимущественное право проезда.

— Это справедливо и ясно как день. Им полагалось умереть. И смерть была бы мучительнее, если бы я не торопился. Они не дали того, что мне полагалось.

Как холодно и рассудительно звучат его слова!

«Никаких субъективных оценок, — напомнил себе Поттер. — Но и никакого одобрения». Переговорщики занимают нейтральную позицию. (Ему претила мысль, что он не испытывает отвращения, которое должен почувствовать, ибо какая-то часть его сознания соглашается с тем, что в словах Хэнди есть смысл.)