— Я и не знал, что там была война…
— Ты не один такой. И слава богу.
Волокин осторожно извлек из фольги палочку конопли. Поджег зажигалкой уголок и раскрошил его над табаком. Пьянящий запах наркотика заполонил салон. Касдан опустил стекло, подумав, что денек уже принимает странный оборот.
Он решил перейти прямо к делу:
— Как ты прознал про Танги Визеля?
— Кого-кого?
— Танги Визеля. Пропавшего мальчишку из хора Нотр-Дам-дю-Розер.
— Какой мальчишка? Какой еще хор?
Касдан оглянулся на Волокина — тот скручивал косяк.
— Так ты не в курсе?
— Клянусь, ваша честь, — ответил тот, поднимая правую руку с косяком.
Касдан сдал назад и свернул на подъездной путь к автомагистрали. Ночью он выяснил, какая следственная группа занималась исчезновением маленького Танги: ребята из третьего подразделения судебной полиции на проспекте Мен, а вовсе не отдел по защите прав несовершеннолетних. Так что русский вполне мог и не знать.
Он вкратце изложил ему суть дела:
— Два года назад пропал мальчишка. Он пел в одном из хоров, где Гетц был регентом. В церкви Нотр-Дам-дю-Розер.
— Я не знал даже, что Гетц руководил не одним хором. А при каких обстоятельствах он пропал?
— Вечером мальчик вышел из прихода, а домой так и не вернулся.
— Может, пустился в бега?
— Говорят, он и правда собрал вещи. Следствие ни к чему не привело. Танги Визель испарился.
— Возможно, это подтверждает мое предположение о педофилии. Но не стоит забегать вперед.
— Ты прав. Нет никаких доказательств, что Гетц причастен к исчезновению мальчишки. Совершенно никаких.
Волокин закурил косяк. Запах гашиша в салоне усилился. Касдану он всегда нравился. Он напоминал ему об Африке. Он отметил контраст между этим жарким экзотическим ароматом и унылым видом, открывавшимся из машины: черные поля, грязные домишки, размалеванная в кричащие цвета торговая зона.
— Я всю ночь копался в разных базах данных, — продолжал он. — Хотел выяснить, был ли Гетц раньше замечен в чем-то подобном. Но ничего не нашел. — Он щелкнул по зубам ногтем большого пальца. — Я перерыл всю базу данных на лиц, замеченных в сексуальных правонарушениях. Заглянул в архивы твоего отдела, отдела по борьбе с преступлениями против личности. Но фамилия Гетца мне не попадалась ни разу. Он белее снега.
Волокин медленно выдохнул дым через нос.
— Раз вы приехали за мной, вы не так уж в этом уверены. — Он старательно выдохнул еще одну длинную струю. — Вообще-то с педофилами нельзя полагаться на базы данных. Я знавал многих, которые годами ускользали из сетей. Педофил — зверь сверхосторожный. И хитрый. Уж точно не из тех отморозков, с которыми вы привыкли иметь дело. Он опасается не только легавых, но и всех вообще. Даже самого Бога. Он противостоит всему миру. Ему известно, что он чудовище. Что никто его не понимает. Что в тюрьме другие подонки его прикончат. Это придает ему изворотливости и умения стать невидимым.
Касдан дернул плечом и продолжил свой рассказ:
— На Насера я тоже ничего не нарыл.
— На кого?
— На дружка Гетца. Ты хоть знаешь, что чилиец был педиком?
— Нет.
Армянин вздохнул:
— Насер — маврикиец индийского происхождения. Он уже несколько лет сожительствовал с Гетцем и потихоньку приторговывал собой. Я даже удивился, что у вас в отделе не заведено на него дела. Я-то думал, парня уже задерживали где-нибудь на площади Дофин, в квартале Маре, в общем, там, где тусуются такие, как он. И он был несовершеннолетним.
— А я ничего не знал.
— По-моему, ты вообще ничего не знаешь.
Хотя вслух Касдан этого не произнес, но даже неведение Волокина усиливало его восхищение. Не располагая никакими уликами, парень, возможно, угадал насчет Гетца. Русский предложил ему косяк, но армянин лишь покачал головой.
— Вы ведь не все мне говорите, — упрекнул его молодой легавый. — Вчера, когда я поделился с вами своей теорией о педофилии Гетца и детской мести, вы решили, что я псих. А сегодня сами за мной приехали. За это время вы, вероятно, узнали, что Гетц был педиком. И что пропал тот мальчишка. Но у вас есть что-то еще.
— Есть, — признал Касдан. — Вчера вечером мне звонил судмедэксперт. У Гетца на теле нашли шрамы, особенно на члене. Сперва я подумал, что это память о чилийской хунте. Но раны совсем свежие. Вероятно, Гетц сам себя увечил. Если этого не делал его дружок.
— Понимаю, к чему вы клоните. Для вас педик и садомазохист — почти одно и то же. А там недолго додуматься и до того, что ему нравились дети…
— А ты так не считаешь?
— Нет. Вы говорите о трех совершенно разных сексуальных наклонностях.
— Пусть педик и педофил — не одно и то же. Но ведь Гетц теперь выглядит настоящим извращенцем, разве не так? Да и у его дружка Насера рыльце в пушку. Проститутка мужского пола, привыкшая удовлетворять самые дикие желания клиентов…
Транспортная развязка у Порт-де-ла-Шапель. Здесь автомагистрали пересекались, сплетались и спутывались, будто непроходимые заросли. Черные зевы туннелей зияли подобно чудовищным пастям. Чтобы проникнуть в город, надо пройти испытание мраком.
Волокин скрутил очередной косяк. Долго ли он продержится при таком ритме? — подумал Касдан. Шорох бумаги и запах гашиша мешался с воем гудков и моторов. Он свернул на кольцевой бульвар в сторону Порт-де-Берси.
Русский снова провел языком по папиросной бумаге и объявил:
— Давайте играть в открытую. Вы нуждаетесь во мне. Я нуждаюсь в вас. В том, что касается детей, у меня есть опыт, которого нет у вас. И, скажем, вы обладаете авторитетом, которого у меня никогда не будет. В то же время оба мы действуем совершенно нелегально. Я надеюсь, что мы можем схватить подонка, но с тем же успехом, учитывая, как мало у нас возможностей, мы способны сесть в лужу.
— И что?
— Да ничего. В обоих случаях мы чему-то научимся друг у друга. Оба мы на стажировке.
Касдан открыл бардачок, держа руль одной рукой:
— Это тебе.
Зажав пальцами косяк, Волокин погрузил левую руку в бардачок. Он извлек оттуда «глок-19» — компактный, пятнадцатизарядный, из полимеров и стали. Касдан следил за выражением его лица. Оно не изменилось.
— А вы не перебарщиваете?
Касдан взвесил в руке свое оружие, девятимиллиметровый Р226-Пара марки «Зиг Зауэр», который утром взял из сейфа.
— Первое правило на стажировке — быть готовым к худшему.
Не выпуская косяка, Волокин засунул пушку за пояс, сперва проверив предохранитель. Потом невозмутимо закурил. Похоже, от ношения оружия ему не было ни жарко ни холодно.