– Хорошо, что ты вспомнил об этом, – вздохнула Ирина, – я тогда пыталась тебе объяснить. Но ты ничего не понимал. Ты слушал меня и не слышал. Мне было ужасно больно. А потом ты ушел.
– Ты развелась со своим мужем тогда и с тех пор больше не выходила замуж? – спросил Чхеидзе.
– Выходила. Говорят, что умные учатся на ошибках других, а дураки на собственных ошибках. Я еще раз вышла замуж, уже когда мне было за тридцать. И знаешь, кто был моим вторым мужем? Можешь не поверить. Он был датчанином. Датчанином, который хорошо владел русским языком и был специальным корреспондентом своей газеты в Москве. С ним мы развелись еще быстрее, уже через год. Оказалось, что западный менталитет совсем не для меня. Его отец был миллионером, а сын считал каждую копейку. Буквально каждую копейку. Только не смотри на меня так. Я про его отца ничего не знала, когда выходила замуж. Мне нравился сам датчанин. Очень начитанный умница, хорошо знающий русскую литературу и, в отличие от тебя, даже любивший Булгакова. Мама у него была литовка. И он хорошо знал русский язык. Только оказалось, что культура не может изменить менталитет человека. Он был типичным скандинавским торговцем, какими были его предки на протяжении сотен поколений. Летал только в экономклассе, жил только в трехзвездочных отелях, питался только в самых дешевых ресторанах. Такой умница и такой жадина. Я даже иногда думала, что он притворяется. Но он действительно был таким.
– Самый богатый в Европе человек владеет мебельными салонами ИКЕА, – сказал Давид, криво усмехнувшись, – про него знает весь мир. Он тоже летает только в экономклассе, ездит на старой машине, питается в дешевых ресторанах и живет в самых недорогих отелях. Своему собственному сыну он платил очень небольшую зарплату, когда тот работал в его фирме. Ничего удивительного. Типично скандинавский менталитет.
– Только не для меня, – вздохнула Ирина, – ты же знаешь, что мой отец всегда был исключительно щедрым человеком. И я привыкла к такому типу мужчин, только к такому. Жадины вызывают у меня отвращение. Жить ради денег, по-моему, отвратительно. Извини, что это я тебе говорю. Ты у нас тоже очень богатый человек. Только ты не такой, как мой датчанин. Живешь в шикарных апартаментах, хорошо одеваешься, заказываешь ужин из ресторана отеля. В общем в тебе тоже говорит твоя «грузиностость». Даже если у тебя не будет денег, ты сделаешь все, чтобы пустить пыль в глаза. Такой шикарный кавказский мужчина.
– У меня есть деньги, – немного обиженно заметил Чхеидзе, – и я никогда не был жадиной. Это даже обидно. Копить деньги, чтобы их потратил кто-то другой? Очень глупо. Я тогда, в начале восьмидесятых, фарцевал только для того, чтобы нормально одеваться и питаться. Стыдно было ходить в обносках и все время занимать деньги у московских студентов. Гордый я был, молодой и гордый. Таким и остался. Поэтому и купил себе замок под Цюрихом, где я сейчас живу. И небольшой дом в Лос-Анджелесе. Я не Абрамович и у меня нет даже миллиарда долларов. Но моих денег может хватить нам обоим. И если ты вдруг решишь сделать ошибку в третий раз, то я готов совершить ее вместе с тобой.
Ирина улыбнулась, прикусила губу.
– Ты так и не женился? – спросила она.
– Нет, – ответил он, – так и не смог найти женщину, похожую на тебя.
Теперь они улыбались оба. Они не могли даже предположить, какие трагические последствия будет иметь их сегодняшняя встреча. Они не могли об этом даже подумать.
– Давайте по порядку, – предложил Дронго сидевшему напротив Чхеидзе, – значит, вы встретились с Ириной два дня назад, впервые за столько лет?
– Верно. Мы не виделись с восемьдесят четвертого. Двадцать три года. Просто невероятный срок. Я думал, что такое бывает только в книгах. Но видите, иногда в жизни случаются подобные невыдуманные истории. Она мне очень нравилась. И я думаю, что тоже нравился ей. Мы познакомились у моего друга. Ее отец тогда был известным ученным, вы, наверно, о нем слышали. Дмитрий Алексеевич Дмитриев. Мировое светило. Потом он стал членом-корреспондентом Академии наук. А у меня отец к этому времени умер. И я занимался фарцовкой, о чем я вам уже говорил. Такой неравный союз. Нет, я не нуждался, но всегда чувствовал себя рядом с ней человеком другой касты. Как в Индии, где есть высшая каста жрецов и каста неприкасаемых. Отец и мать у нее были интеллигентными людьми, они неплохо ко мне относились. Но я сам понимал разницу. Хорошо понимал. Грузинский мальчик, приехавший в столицу и живущий в общежитии с тремя другими ребятами. И она, ухоженная московская девочка – живущая в огромной профессорской квартире. Мне было трудно решиться за ней ухаживать. Первые несколько месяцев мы только встречались, как дети. Честное слово. Сейчас в это даже трудно поверить. Брали мороженое, ходили в кино и даже билеты покупали не в последний ряд. У нее уже тогда были некоторые проблемы со зрением. И первый раз мы поцеловались только через пять месяцев после нашего знакомства.
Дронго почувствовал, что его словно уколили. Ему было неприятно это слышать. Он вспомнил молодую и красивую женщину в Мангалии. Как она тогда ему сказала? Она рассталась с любимым и вышла замуж за нелюбимого. Значит, первый мужчина, который ей так нравился, и был Давид Чхеидзе. Самое обидное, что они действительно были похожи, только сам Дронго был немного мощнее, а у Чхеидзе была еще тонкая ниточка уже начинающих седеть усов.
Возможно, тогда она увидела меня и вспомнила про своего первого мужчину, огорченно подумал Дронго. Возможно, после двух лет неудачного замужества, она хотела снова испытать забытое чувство любви. И поэтому так охотно согласилась на эти встречи. Может, она видела во мне совсем другого человека. И в постели представляла себе совсем другого. Думать об этом ему было неприятно. Он нахмурился, не показывая своего раздражения.
– В общем я был ее первый мужчина, – продолжал терзать его самолюбие Давид Чхеидзе, – у нас было все, как бывает у неопытных молодых людей. Даже не получилось с первого раза. Сейчас об этом немного смешно вспоминать, а тогда мне было ужасно стыдно. Но инициатором наших интимных встреч была именно она. Я бы никогда не решился.
– Когда это было?
– В восемьдесят третьем. Вы помните, какое это было время? В ноябре восемьдесят второго умер Брежнев и к власти пришел Юрий Андропов. Сразу начались проверки в кинотеатрах и в парикмахерских. Студентов исключали из институтов, если ловили в других местах во время занятий. Сотрудников наказывали, партийным объявляли выговоры. А мы встречались с Ириной на даче у ее отца. Ездили туда на автобусе. Почти год встречались. А потом я получил распределение в Новосибирск. И она оставалась в Москве. Я пришел к ней объясниться, уже думая о новой работе. Мне так хотелось проявить себя, показать, на что я способен. Я ведь попал по распределению на предприятие, которое занималось особыми оборонными заказами. С моим образованием я мог далеко пойти, может, даже стать первым грузинским космонавтом. Или известным конструктором. Я ведь хорошо учился. У меня было столько планов. И не забывайте, что мне было только двадцать два года. Мысли о женитьбе мне даже не приходили в голову. Поеду в Новосибирск, немного поработаю, получу квартиру, накоплю денег и потом смогу жениться. Вот так примерно я думал. Сидеть на шее у ее отца мне не хотелось.