Ник из ближайшей тундровой лужи принёс в пилотке воды, на лицо «пятнистому» побрызгал, по щекам его, родимого, похлопал.
Застонал герой, мир спасающий, открыл глаза, мутным взглядом огляделся вокруг, в сторону кровавой слюной сплюнул, усмехнулся вымученно:
— Ваша взял. Плёхо. Кто из вас есть Иванофф?
Ник руку вверх поднял, как примерный школьник.
— Вот ви какой, — пробулькал кровью «Уиллис». — Хотел с вами много говорить. Не получится. Плёхо.
— Да ладно тебе, братан, — Сизый решил гуманизм и милосердие проявить. — Успеем мы ещё с тобой набазариться. Даже надоедим потом друг другу. Сейчас мы тебя, дорогой ты наш, возьмем под белы рученьки, пока дождь не начался, до лагеря дотащим. Там подлечим, спиртика дадим хлебнуть! Оклемаешься обязательно, Москву ещё увидишь, по Кремлю походишь!
"Пятнистый" ещё раз взглянул на Ника — печально и загадочно, словно что-то важное хотел сказать на прощание, — и вцепился зубами в воротник своей куртки.
Раздался треск раздавленного стекла, голова «Брюса» откинулась в сторону, глаза широко распахнулись, затуманились, подёрнулись молочной плёнкой…
— Что это было? — искренне удивился Лёха. — Он что же — умер?
— Что было, что было, — в сердцах передразнил друга Ник. — Цианистый калий это был. Пора бы тебе, сорокалетний ты наш, образованием своим заняться, Агату Кристи почитать, других умных людей…
Обшарил Ник карманы покойника, ничего путного не нашёл, только вот женскую фотографию одну. Красивая такая девчонка — вылитая Джулия Робертс, даже посимпатичней…
Тем временем и Эйвэ с солдатами подтянулись из-за скалы, не намного тучи чёрные обогнав.
— Вот, чёрт побери! — расстроился эстонец. — Я уж думал, что живьём этого зарубежного врага народа взяли! Думал — допросим, он назовёт имя настоящего предателя. С меня, наконец, все подозрения снимут. Не повезло опять!
По крутому склону вверх пошли, скорым шагом. Через тридцать минут вышли на вершину сопки. Там их Айна дожидалась.
Не просто дожидалась, а, времени не теряя, уже двух погибших часовых похоронить успела. Уложила тела в естественной природной выемке, крупными камнями завалила — чтобы мелкие грызуны косточки не смогли растащить, — в изголовья могил воткнула крестики из берёзовых веточек.
Лёха к ней подошёл, покашлял нерешительно, крепко за руку взял.
— Послушай, душа моя, это что же такое получается, а? Ты меня обманула?
— О чём это ты, Лёша? — Айна сделала круглые глаза.
"Ого, уже «Лёша», — отметил Ник. — Сизого так, небось, только мама и называла — в далёком счастливом детстве".
— Как — о чем? — сразу закипел Лёха. — Сама говорила, что попросишь медведя, он по запаху и найдёт «пятнистого». А что на самом деле было? Почему это мишка нёсся по тундре сломя голову, как зэк из изолятора, не дожидаясь, когда вышак в исполнение приведут? Почему орал, как будто ему в задницу напильник вставили?
— Не знаю, что это — «напильник», — невозмутимо ответила Айна. — Я медведю в зад острогу вставила. Ту, которой мы рыбу били. Только наконечник смазала. Желчью из евражка. Она едкая. Очень сильно щиплется. Только так медведя можно попросить — чтобы бежал быстро. А та тряпка сильно чужим пахла. Я её перед склоном положила. Перед обрывом. На тряпку — печень оленя, очень много. Самую свежую печень. Медведь её очень любит. А тут запах чужой, сильный. Медведь думает, что чужой близко ходит. Может печень отнять. Очень торопится, ничего вокруг не видит. Он печень ел, Айна сзади подошла. Острогу воткнула. Больно ему. Желчь евражка ещё сильно щиплет. Он и побежал быстро. Острогу с собой унёс. Жалко. Хорошая была острога, удачная….
Смеялись все — бесшабашно, до слёз, позабыв на время о потерях и грядущих проблемах. Эйвэ даже по земле валялся, по булыжникам перекатываясь, совершенно не вспоминая о том, что он — невозмутимый эстонец, несправедливо подозреваемый в гнусном предательстве и носящий по этой причине маску вечной вселенской скорби…
Один Сизый не смеялся, застыв одиноким столбом, словно его по голове пыльным мешком шандарахнули из-за угла…
Гигантская молния, уродливо изогнутая в десяти местах, ударила в вершину соседней сопки. Как раз в то место, где совсем недавно Ник с Сизым принимали свои воздушные очистительные ванны. Громовой раскат, прилетевший через несколько секунд, больно ударил по ушам, заставив присесть на корточки.
Резко стемнело.
С той стороны, куда удрал несчастный медведь, послышался угрожающий гул.
Нику стало по-настоящему неуютно: прямо на них, неумолимо, как беспощадный рок, надвигалась жёлто-стальная стена дождя.
Настоящая стена — монолитная, равнодушная, страшная…
Это был совсем и не дождь, и даже не ливень. Просто с неба падали, совершенно отвесно, толстые и частые струи воды.
Абсолютно ничего не было видно: стоящий в метре человек только угадывался — смутный размытый силуэт, неясный и похожий на того призрака, увиденного когда-то на старинном кладбище… с жуткого похмелья, в разгар далёкой юности.
Со слухом та же история: вокруг — только гул водяных струй и отдельные отрывки фраз, напоминающие переливы горного эха, услышанного ещё тогда, в Крыму, — на излёте последнего лета уходившего навсегда детства.
Нереальность происходящего была просто поразительной.
Ник нисколько не удивился бы, если по окончании этого странного природного катаклизма оказался бы в каком-нибудь другом месте этой планеты, совсем в другом времени…
Даже представилось: вот он руками раздвигает упругие струи дождя, делает шаг вперёд, а там — пальмы, белоснежный пляж, бирюзовое море, ласковый прибой и хрупкая девушка, тоненькая и беззащитная, с жёлтой розой в чёрных блестящих волосах…
Или нет, не так: он разрубает эти надоевшие струи остро отточенным мачете, и они, словно срезанные стебли сахарного тростника, покорно падают на тёплую землю. Два шага вперёд. А там — берег холодного мрачного озера. Совсем недалеко от берега — небольшой остров, на острове — приземистая крепость, сложенная из светлых северных камней. Лодки, полные неуклюжих вооружённых мужиков, одетых в зелёные смешные кафтаны, смело плывут на решительный штурм — под пушечными ядрами и мушкетными пулями. Грохот, яростные крики штурмующих, стоны раненых, пороховой дым, застилающий всё вокруг…
— Алексашка, твою мать! — вопит высокий мужик, обладатель абсолютно диких круглых глаз, которые того и гляди — выскочат из орбит. — Что ты тут делаешь, сучий потрох? Быстро на штурм, трусливый гадёныш! В первых рядах чтоб у меня…..
Привидится же такое!
Налетевший порыв ветра сбил Ника на землю, протащил несколько метров по гладким булыжникам, бросил на острые камни.