Операция. Собственная инициатива. Ситуация.
Хоффманн снова посмотрел на Крышу.
Все эти слова мы говорим ради тебя.
Но зачем ты здесь? Зачем сидишь рядом со мной и слушаешь то, что может значить все и не значить ничего?
Я больше не боюсь.
Но еще не понимаю.
— Надеюсь, подобное не повторится.
Он не ответил. Последнее слово — за заместителем. Так работает система. Пит Хоффманн хорошо играл свою роль в этом спектакле, иначе, он знал, его ждет гибель: жизнь оборвется в тот момент, когда он станет Паулой, и тогда ему суждено кончить, как тому покупателю…
Он знал свою роль, свои реплики, он лучше отрепетировал спектакль — и он не умрет. Пусть умирают другие.
Крыша слегка пошевелился — еле-еле, но отчетливо кивнул заместителю.
У него был довольный вид. Хоффманна одобрили.
Заместитель на это и рассчитывал. Он поднялся, еле заметно улыбаясь.
— Мы собираемся немного расшириться на закрытом рынке. Мы уже вложили деньги в дело и освоили все секторы рынка в соседних скандинавских странах. Теперь освоим и ваш регион. Швецию.
Пит Хоффманн молча посмотрел на Крышу, потом на заместителя.
Закрытый рынок.
Тюрьмы.
* * *
Резкий направленный свет отражался в обеих металлических скобах. Кранц насыпал на одну скобу голубого порошка, долил воды и попросил Гренса стянуть зеленую простыню, которой было накрыто человеческое тело на стоящей посреди морга каталке.
Обнаженный мужчина.
Бледная кожа, хорошо сложенный, не старый.
И лишенное кожи лицо. Голый, чисто вымытый череп на в остальном неповрежденном теле.
Все это вместе представляло собой странное зрелищ, но кожа могла помешать найти правильный ответ, и поэтому ее удалили.
— Альгинат. Возьмем альгинат. И хватит. Есть составы подороже, но не будем их тратить на вскрытие.
Криминалист раздвинул челюсти мертвеца, прижал к верхним зубам скобу с голубой массой и крепко держал пару минут, пока смесь не застыла.
— Фотографии, отпечатки пальцев, ДНК, отпечатки зубов. Я доволен.
Он сделал два шага назад по стерильному полу и кивнул Людвигу Эррфорсу, патологоанатому.
— Входное отверстие.
Эррфорс указал на обнаженный череп и правый висок.
— Пуля вошла в os temporale, [15] а замедлилась вот в этом месте. — Он прочертил пальцем линию в воздухе от большой дыры в виске к середине черепа. — Ясно видно, как оболочка пули ударила в твердую кость и разделилась, получились две пульки меньшего размера, вот и два выходных отверстия слева. Одно — в мандибуле, нижней челюсти. Другое — в os frontale. [16]
Гренс посмотрел на Кранца. Криминалист был прав с самого начала, еще когда сидел на корточках в той квартире.
— И вот это, Эверт. Я хочу, чтобы ты особенно внимательно посмотрел вот сюда.
Людвиг Эррфорс держал правую руку мертвеца — странное ощущение: мышцы не реагируют, что-то, что совсем недавно было живым, стало как будто резиновым.
— Видишь? Отчетливые отметины на запястье. Кто-то держал его за руку post mortem.
Гренс снова глянул на Нильса, тот с довольным видом кивнул. Он и здесь оказался прав. Кто-то брал за руку убитого после смерти. Кто-то хотел, чтобы все выглядело как самоубийство.
Гренс отошел от освещенной каталки посреди зала и открыл окно в коридоре; на улице было темно, уже и поздний вечер заканчивался.
— Ни имени. Ни истории. Мне нужно больше. Я хочу подобраться к нему поближе.
Он внимательно посмотрел на Кранца, потом на Эррфорса. Ждал. Наконец судебный медик откашлялся.
Всегда найдется что-нибудь еще.
— Я посмотрел пару зубных пломб. Вот этой, почти посреди нижней челюсти, лет восемь-десять. Совершенно точно — шведская. Видно по работе, по качеству, по материалу — он сильно отличается от того, что в Европу импортируют из Тайваня. У меня тут один лежал на прошлой неделе, чех с пломбами в нижней челюсти — так у него каналы были запломбированы цементом, это… весьма далеко от того, что у нас считается приемлемым.
Руки патологоанатома скользнули от лишенного кожи лица к животу.
— Ему вырезали аппендикс. Вот шрам. Хорошая работа, аккуратный шов и толстая кишка сшита технично. Операцию явно делали в шведской больнице.
Глухой звук и ощущение, что земля содрогнулась. Почти в полночь по обнесенному оградой участку, мимо окон центра судмедэкспертизы в Сольне проехал грузовик.
Людвиг понял вопросительный взгляд Гренса.
— Не бери в голову. Они тут недалеко разгружаются. Понятия не имею, что привозят, но грохочут каждый вечер.
Патологоанатом отошел от каталки, чтобы дать место Эверту.
— Зубные пломбы, операция аппендицита и то, что я определил бы как североевропейская внешность. Эверт, он — швед.
Гренс внимательно изучал лицо-череп с белыми промытыми костями.
Мы обнаружили следы желчи, амфетамина и резиновой массы.
Но все это — не из тебя.
Мы установили, что наркотики связаны с польской мафией.
Но ты швед.
Ты — не «верблюд». Ты не продавец.
Ты покупатель.
— Следы наркотиков?
— Нет.
— Точно?
— Нет отметин от шприца, в крови ничего, в моче ничего.
Ты покупал, но сам не употреблял.
Гренс повернулся к Кранцу:
— Тот вызов.
— Да?
— Успели с ним разобраться?
Нильс кивнул:
— Я как раз с Вестманнагатан. У меня была теория. Я съездил, чтобы кое в чем убедиться. Помнишь помехи прямо перед последней фразой, перед «на пятом этаже»? Последней в том коротком сообщении?
Коротко глянул на Гренса; тот вспомнил.
— Я оказался прав. Шум был от холодильника на кухне. Та же частота. Те же интервалы.
Эверт Гренс легонько похлопал ладонью по ноге мертвеца.
— Звонили из кухни?
— Да.
— А голос? Ты бы сказал, что звонил швед?
— Говорили без акцента. Мелардальский выговор.
— Значит, у нас двое шведов. Оба в одно время оказываются в квартире, где польская мафия проводит сделку по продаже наркотиков, и сделка заканчивается расправой. Один лежит здесь. А другой — звонит. — Рука снова легко легла на ногу мертвеца, словно Гренс надеялся, что тот пошевелится. — Что ты там делал? Что вы там делали?