— Хватит! — заорала Маргарета и хлопнула ладонью по столу с такой силой, что даже пол, показалось Петеру, завибрировал от удара. — Хватит уже. Я хотела вмешаться, еще когда ты напился на рождественской вечеринке и ущипнул Элин за зад, но решила, что вы и без меня разберетесь. Я думала, ты сам понял, что перешел границу. Но, очевидно, ты ни черта не понял.
В кабинете стало тихо, и Петер физически ощутил, как его возражения громоздятся друг на друга, превращаясь в рвущийся из тела крик. Все это ведь сплошная несправедливость! Петер был готов задушить гада, который наябедничал этой стерве о рогаликах.
— Я позаботилась о том, чтобы добыть тебе абонемент на лекции о равноправии полов, они должны открыть тебе глаза на некоторые вещи, Петер. — Увидев его реакцию, Маргарета поспешно добавила: — Мое решение не обсуждается. Ты пойдешь на эти лекции, иначе я передам это дело в более высокие инстанции. Кроме того, ты проконсультируешься с психологом из медицинского центра, к которому мы прикреплены.
Петер открыл рот и снова закрыл его, красный как рак.
— Мы как работодатели не можем закрывать глаза на подобное поведение, — заявила она категоричным тоном и положила перед ним лист бумаги. — Полиция точно не место для супружеских измен. Вот тебе даты и время лекций и консультаций. Будь любезен.
Сначала он решил, что не возьмет эту бумажку, а предложит этой бабе засунуть ее себе в толстую задницу. Но вспомнил, что Алекс тоже знает о злосчастных рогаликах и, похоже, также находится в этом заговоре против него. Петер сжал кулак, так что костяшки побелели, другой рукой рывком схватил листок.
— Что-нибудь еще? — едва выдавил он из себя.
Маргарета покачала головой:
— Пока нет. Но я намерена пристально наблюдать, как ты обращаешься с коллегами. Постарайся отнестись к этому как к новому старту, ко второму шансу. Воспользуйся моментом и сделай выводы. Прежде всего из консультаций с психологом.
Петер кивнул и вышел из кабинета, уверенный, что останься он еще на секунду, то прибил бы эту чертову бабу.
* * *
Алекс Рехт и Юар Салин молчали всю недолгую дорогу, пока ехали из Управления на Кунгсхольмене в церковь Броммы, где работали Марья и Якоб Альбин. Настоятель Рагнар Винтерман обещал встретить их в половине третьего у приходского дома.
Алекс думал о Петере. Он понимал, что жестко поговорил с ним на совещании в «Логове», но, с другой стороны, а что оставалось делать? Случай с рогаликами вышел хоть и дурацким, но совершенно неприемлемым, свидетельствующим о неадекватности одного из сотрудников, пользующихся доверием работодателя. Алекс знал, что у Петера уже давно были некоторые сложности на личном фронте. Понятно, что это влияет на отношение Петера к коллегам, и, если бы парень хоть раз признал, что повел себя некрасиво, можно было бы еще потерпеть. Но этого не случалось. Петер продолжал создавать все более и более стыдные ситуации, позоря своего работодателя в глазах других сотрудников.
Других сотрудниц.
Алекс подавил вздох. Кроме всего прочего, Петер начисто лишен чувства уместности. Сейчас, когда под вопросом само существование следственной группы, скандалы им точно не нужны. Хватит и того, что единственный гражданский специалист, к тому же женщина, оказалась вынуждена уйти на неполный рабочий день по причине тяжело протекающей беременности — по мнению Алекса, из-за переутомления. Он был более чем благодарен, когда Фредрика наконец-то сдалась и согласилась на частичный больничный, подкрепленный солидной справкой от врача.
Одновременно в группу пришло пополнение в лице Юара. Конечно, ненадолго, но тем не менее: решение о назначении его к ним все же означает, что с их группой еще не все покончено. Алекс тут же оценил Юара как необычайно талантливого следователя. Кроме того, в отличие от Петера и Фредрики, нервы у него вроде бы крепкие. Он никогда не взрывался, как Петер, и не толковал любое слово на свой лад, как Фредрика, любительница напридумывать себе бог знает что. А Юар всегда спокоен, его, похоже, ничто не может вывести из себя. Впервые за многие месяцы Алекс почувствовал, что у него на работе появился толковый собеседник.
— Прошу прощения, а откуда у вас такая фамилия, Рехт? — вдруг спросил Юар. — Немецкая?
Алекс рассмеялся, этот вопрос ему частенько приходилось слышать.
— Если углубиться в генеалогию, то можно сказать и так, — ответил он. — На самом деле еврейская. — Он покосился на Юара, ожидая какой-нибудь реакции. Ее не последовало. — Но это давняя история, — добавил Алекс. — Предки, носившие эту фамилию, женились на христианках, так что наше кровное еврейство — передающееся по материнской линии — давно прервалось.
Они подъехали к церкви. Алекс припарковался около приходского дома, как они и договаривались. На крыльце их уже ждал высокий, рослый мужчина в пасторской рубашке. Он застыл, как темная статуя, на белом фоне здания и светло-серого неба. «Респектабельный», — отметил Алекс, не успев выйти из машины.
— Рагнар Винтерман, — представился настоятель, пожимая руки Алексу и Юару.
Алекс предположил, что настоятель ждал их на крыльце не так уж долго — рука его была теплой. И большой. Алекс никогда не видел таких больших ладоней.
— Заходите, — произнес Рагнар Винтерман низким голосом. — Алис, секретарь нашего прихода, приготовила нам кофе.
На одном из больших столов внутри приходского дома уже стояли чашки и большое блюдо с выпечкой. Не считая этого, помещение выглядело пустовато, и Алекс, еще не сняв куртку, почувствовал, как тут холодно. Юар раздеваться не стал.
— Прошу прощения, что у нас так холодно, — сказал Рагнар со вздохом. — Мы уже несколько лет пытаемся наладить нормальное отопление, уже почти и отчаялись. Кофе?
Мужчины охотно согласились.
— Я хотел бы высказать мои соболезнования, — осторожно начал Алекс, ставя чашку на блюдечко.
Рагнар склонил голову.
— Это огромная потеря для нашего прихода, — тихо произнес он. — Невозможно представить себе, как мы восполним такую утрату. Всем нам предстоит осмыслить постигшее нас горе.
Манера священника держаться и его голос внушали Алексу безотчетное доверие. Дочь его сказала бы, что у Рагнара Винтермана — фигура спортсмена старшей возрастной группы.
Настоятель провел руками по густым каштановым волосам.
— Мы в церкви часто говорим, что нужно надеяться на лучшее и готовиться к худшему, — как выражаются янки, «hope for the best, prepare for the worst», — но в этом случае нужно отчетливо представлять себе это самое «худшее». — Он умолк и забарабанил пальцами по чашке. — Боюсь, что многие из нас и прихожан не были готовы к этому.
Алекс поднял брови:
— Простите, боюсь, я вас не совсем понял…
Рагнар Винтерман выпрямился.
— Все здесь были в курсе проблем Якоба со здоровьем, — сказал он, глядя в глаза Алексу. — Все. Но совсем немногие из нас знали, насколько плохо ему иногда бывало. О том, к примеру, что он проходил лечение электрошоком, знало лишь несколько человек. Когда он ложился на лечение, мы обычно говорили, что он в санатории или на курорте. Он сам это предложил.