Но тут снова заговорил Гэлли; и, странное дело: гривер втянул в себя руку, словно она была ему нужна для того, чтобы смотреть или слушать. Однако остальное тело продолжало корчиться и изворачиваться, стараясь протиснуться в помещение. Прокладывая себе путь внутрь Берлоги, монстр со страшным, оглушительным треском ломал стену.
— Никто и никогда не понимал! — вопил Гэлли, перекрывая шум, исходящий от чудовища. — Никто и никогда не понимал, чтó со мной сделало Превращение, чтó я видел! Не возвращайтесь в большой мир! Томас! Ты не захочешь это помнить!
Гэлли посмотрел на Томаса долгим, затравленным взглядом, его глаза были полны бесконечного ужаса. Потом он развернулся и бросился к извивающемуся гриверу. Томас не смог сдержать крика, увидев, как все клешни чудовища немедленно выстрелили из тела и защёлкнулись на руках и ногах сумасшедшего — не вырваться. Тело парня на несколько дюймов погрузилось в рыхлую плоть гривера, издавшую мерзкий хлюпающий звук. А затем тварь с изумительной скоростью высвободилась из расшатанной рамы, вытолкнула себя наружу и начала спускаться вниз по стене.
Томас подбежал к раскуроченному оконному отверстию и глянул вниз. Гривер как раз успел приземлиться и теперь спешил через двор; тело Гэлли то исчезало, то вновь появлялось по мере того, как тварь катилась вперёд. Все прожектора монстра ярко сияли, бросая зловещие жёлтые отсветы на камни двора и открытой Западной двери, через которую гривер вернулся обратно в Лабиринт. Через несколько секунд другие монстры последовали за своим товарищем, жужжа, завывая и звякая шипами, словно празднуя свою победу.
От пережитого потрясения Томаса едва не стошнило. Он было попятился от окна, но что-то во дворе привлекло его внимание. Он тут же высунулся наружу, чтобы получше присмотреться. Чья-то одинокая тень стремглав мчалась через Приют по направлению к тому выходу, через который только что уволокли Гэлли.
Несмотря на скудное освещение, Томас мгновенно узнал бегущего. Он закричал, требуя, чтобы тот остановился, но было уже поздно.
На полной скорости Минхо исчез в Лабиринте.
Вся Берлога озарилась светом; бестолково замельтешили, загалдели приютели; кое-кто всхлипывал по углам, остальные говорили все одновременно, перекрикивая друг друга; словом, воцарился полный хаос.
Но Томас не обращал внимания на весь этот шум и гам.
Он выскочил в коридор, слетел вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, протолкался сквозь толпу в прихожей, вырвался из Берлоги и молнией метнулся к Западной двери. Лишь у самого порога Лабиринта он задержался — инстинкты вынуждали его подумать дважды, прежде чем двинуться внутрь. К тому же сзади его окликнул Ньют, ещё больше затрудняя принятие решения.
— Это Минхо! Он преследует гривера! — закричал Томас, когда Ньют нагнал его. Бывший Бегун прижимал к ране на голове кусок полотна — на белой ткани уже проступила кровь.
— Да, я видел, — сказал Ньют, отнял тряпицу от головы, посмотрел на алое пятно, скривился и снова прижал ткань к ране. — Вот мля, болит, как чёртова мать. Должно быть, у Минхо в голове последний предохранитель сгорел. А у Гэлли так и подавно. Всегда знал, что у него не все дома.
Гэлли Томаса не занимал — он беспокоился только о Минхо.
— Я пойду за ним!
— Давно в героях не ходил, да?
Больно задетый, Томас бросил на Ньюта острый взгляд.
— Ты что, думаешь, я тут выделываюсь только ради того, чтобы вы, шенки, считали меня героем? Да думай что хочешь, мне пофиг! Единственное, чего мне надо — это убраться отсюда, вот и всё!
— Ну ладно, тебе, видно, без риска жизнь не в радость. Но у нас сейчас проблемы поважнее.
— Что? — Томас знал, что если он хочет нагнать Минхо, у него нет времени выслушивать Ньюта.
— Кто-то... — начал Ньют.
— А вот и он! — прервал его Томас: Минхо вывернул из-за угла в глубине прямого коридора и теперь направлялся прямо к ним. Томас приложил руки рупором ко рту и крикнул: — Ты что, совсем рехнулся?!
Страж Бегунов, не отзываясь, достиг Двери и пересёк порог. Потом перегнулся пополам, оперся руками о колени, несколько раз втянул в себя воздух, восстанавливая дыхание, и лишь тогда выдавил:
— Я только... хотел... убедиться...
— В чём, дурья башка? — взорвался Ньют. — Хорош бы ты был, если бы кончил, как Гэлли!
Минхо выпрямился и уперся ладонями в бёдра, по-прежнему тяжело дыша:
— Уймись, братва! Я только хотел увидеть, куда они пойдут — к Обрыву, то есть к Норе гриверов, или ещё куда.
— Ну и? — подхлестнул его Томас.
— Бинго! — Минхо вытер пот со лба.
— Просто невероятно... — почти шёпотом отозвался Ньют. — Ну и ночка!
Как бы Томасу ни хотелось поразмыслить о происходящем вокруг Норы гриверов, он никак не мог забыть слова Ньюта, сказанные как раз перед появлением Минхо.
— Что ты хотел сказать? — обратился он к бывшему Бегуну. — Ты упомянул, что у нас есть проблемы посерьёзнее...
— Да. — Ньют махнул большим пальцем через плечо. — Смотри сам: чёртов дым ещё курится.
Томас посмотрел, куда указывал Ньют. Тяжёлая стальная дверь Картографической была чуть приоткрыта, из щели валили и растекались в сером небе клубы чёрного дыма.
— Кто-то спалил сундуки с картами, — разъяснил Ньют. — Все. Ни один не уцелел.
Томас стоял у окна Кутузки. Как ни странно, потеря карт не сильно огорчила его — всё равно они, кажется, бесполезны. Старшие ребята отправились в Картографическую — расследовать саботаж, а он откололся от них. Уходя, он заметил, как Минхо и Ньют обменялись странным взглядом, словно посылая друг другу тайный сигнал. Но это его не заботило. Все его мысли были сейчас направлены на другое.
— Тереза! — позвал он.
В окошке возникло её лицо. Потирая глаза, она хрипловатым спросонья голосом спросила:
— Кто-нибудь погиб?
— Ты что — спала?! — поразился Томас. Похоже, что с ней всё было в полном порядке, и у него как гора с плеч свалилась.
— Спала. Пока не услышала, как кто-то дробит Берлогу в щепки. Что там происходило?
Томас в изумлении покачал головой.
— Тут такое творилось! Не понимаю, как ты могла спать под завывания всех этих гриверов во дворе.
— Попробуй как-нибудь, выйди из комы, тогда поймёшь. — «А теперь отвечай на мой вопрос!» — добавила она, но уже мысленно.
Томас дёрнулся от неожиданности: давненько он не слышал у себя в голове этого голоса.
— Эй, прекрати!
— А ты давай рассказывай.
Томас вздохнул: история-то, похоже, долгая, да и рассказывать абсолютно всё ему как-то не улыбалось.