— Значит... это конец?.. — проговорил Томас. Его охватило смятение, живот свело, в груди появилась резкая боль — словно кто-то грыз его грудную клетку изнутри. — Сейчас вы начнёте меня кромсать?
— Мне очень жаль, — отозвался доктор. — Но нам пора.
Крысюк открыл рот, но сказать ничего не успел — взревела тревога.
Сердце юноши подскочило. «Удар правой»! Больше некому!
Дверь распахнулась, на пороге показалась какая-то встрёпанная женщина.
— Там прилетел «айсберг», — крикнула она. — Сказали, что у них для нас есть материал, но оказалось, что это подстава! Они ворвались в комплекс и вот-вот захватят главное здание!
Янсон отреагировал мгновенно — и сердце Томаса едва не остановилось:
— Похоже, нам надо поторопиться! Приступаем к операции немедленно. Кристенсен, обездвижить пациента!
Томас застыл. В его груди его что-то сжалось, в горле набух комок. Он не мог сдвинуться с места.
Янсон отрывисто командовал:
— Быстро, доктор Кристенсен! Кто знает, чего этим людям нужно; нельзя терять ни секунды. Пойду прикажу операционному персоналу приступить к работе и довести её до конца, чтобы ни случилось.
— Подождите! — в отчаянии прохрипел Томас. — Я... я не знаю... наверно, я не смогу это сделать...
Напрасные надежды! Теперь этих людей не остановить.
Янсон побагровел. Он не счёл нужным отвечать Томасу, а повернулся к доктору:
— Ваша задача должна быть выполнена во что бы то ни стало! Режьте сопляка!
Томас собрался было что-то сказать, но тут в его руку вонзилась игла. По телу прокатилась волна жара; он обмяк и повалился на койку — его парализовало от шеи до пяток. Юношу охватил ни с чем не сравнимый ужас. Над ним склонилось лицо д‑ра Кристенсена — тот передал медсестре пустой шприц.
— Я сожалею, Томас, но мы вынуждены сделать это.
Они с медсестрой уложили безвольное тело юноши на каталку; теперь он лежал на спине и мог едва-едва поворачивать голову. Всё произошло ошеломляюще быстро, он и глазом не успел моргнуть.
Ему предстоит умереть.
Если «Удар правой» не подоспеет на помощь, он умрёт.
В поле его зрения возник Янсон. Одобрительно покивав, Крысюк похлопал доктора по плечу:
— Приступайте, — после чего повернулся и исчез.
В те краткие секунды, когда дверь была открыта, до ушей Томаса из коридора донеслись крики.
— Мне только нужно взять кое-какие анализы, — объяснил д‑р Кристенсен, — а потом мы перевезём тебя в операционную.
Он отвернулся и принялся возиться с какими-то приборами.
Томасу казалось, что голос врача доносится откуда-то из-за тридевяти земель. Совершенно беспомощный, он лежал неподвижно, пока доктор брал кровь и измерял череп. Хирург работал молча и, кажется, даже почти не моргал. Капли пота на его лбу красноречиво свидетельствовали о том, что он страшно торопится. К чему такая спешка? Сколько времени отвели ему на операцию — час, два, несколько часов?
Томас закрыл глаза. Вопросы кружились в голове, словно карусель: сработало ли деактивирующее устройство? Найдут ли его друзья? Да так ли уж он хочет, чтобы его нашли? А вдруг ПОРОК и в самом деле почти достиг своей цели и скоро облагодетельствует человечество вакциной от Вспышки?
Он принудил себя дышать ровнее. Попробовал подвигать конечностями — без результата.
Доктор внезапно выпрямился и улыбнулся:
— Ну что ж, по-моему, всё готово. Можем отправляться в операционную.
Он вышел из палаты, вслед за ним в коридор вытолкнули каталку с Томасом. Не имея возможности пошевелиться, тот лежал и скользил глазами по мелькающим под потолком лампами. В конце концов он опустил веки.
Лучше бы они усыпили его. Мир вокруг тогда бы исчез... А он бы умер.
Томас резко открыл глаза. Потом закрыл. Сердце гулко бухало в груди, ладони взмокли от пота, и тут он обнаружил, что цепляется скрюченными пальцами за простыни. Способность двигаться возвращалась к нему! Пусть медленно, но всё же. Он опять открыл глаза. И снова над головой мелькали лампы. Поворот, затем ещё один... Отчаяние душило юношу. Похоже, до операции дело не дойдёт — смерть настигнет его раньше.
— Я... — начал он и не смог продолжить.
— Что? — спросил Кристенсен, пристально вглядываясь в его лицо.
Томас снова попытался заговорить, но прежде чем ему удалось произнести хотя бы один звук, коридор сотрясся от взрыва. Кристенсен споткнулся, и, пытаясь удержаться на ногах, попробовал ухватиться за каталку, но та выскользнула из его рук, понеслась наискось вперёд и врезалась в правую стенку, отскочила, развернулась и ударилась о противоположную стену. Томас всё ещё был парализован и ничего не мог поделать.
С той стороны, где раздался взрыв, послышались вопли. Но вскоре они затихли; доктор поднялся на ноги и кинулся к каталке. Схватившись за поручни, он протолкнул её сквозь дверь в операционную, где их уже ожидала целая команда врачей и медсестёр, одетых в зелёные робы.
Кристенсен принялся отдавать распоряжения:
— Нам нужно торопиться! Всем занять свои места! Лиза, дай ему полный наркоз. Шевелись!
— Но мы ещё не закончили приготовле... — заикнулась было какая-то малорослая дамочка — наверно, Лиза.
— Чёрт с ними! Насколько я понимаю, скоро всё это место полетит к дьяволу, так что возиться некогда!
Он подкатил каталку к операционному столу; каталка ещё не успела остановиться, как несколько пар уже рук подхватили Томаса и переложили на стол. Вокруг него замельтешило по крайней мере человек десять врачей и медсестёр. Он почувствовал укол в руку — коротышка ввела ему в вену иглу капельницы.
Пока всё, что Томасу удавалось — это слегка пошевелить пальцами.
Вся операционная пришла в движение. Лампы установили прямо над распростёртым на столе юношей; в тело ему навтыкали каких-то непонятных штуковин; запели мониторы, загудели машины; в палате стоял шум множества голосов — все говорили наперебой.
Ослепительный свет бил по глазам, комната вращалась, хотя на самом деле Томас лежал совершенно неподвижно. В душе его не осталось ничего, кроме безмерного страха. Ещё секунда — и его не станет.
«Надеюсь, у них хоть что-то получится», — подумал он и через мгновение погрузился в наркотический дурман.
Мир померк.
Тьма. Безграничная, вечная пустота, ничто. И тонкая, нитевидная трещинка света — лишь она помогала Томасу осознать саму эту пустоту. Где-то очень далеко брезжила одна единственная мысль: должно быть, он спит, в нём поддерживают жизнь, чтобы лучше исследовать его мозг, снимая слой за слоем.