Она усмехнулась, перед глазами заплясали картинки красивых блондинок, дефилирующих по многомиллионному дому с бокалами дорогущего шампанского. Нет, Конни не желала путаться под ногами.
— Нет. Я стараюсь убраться подальше от своей семьи, а не наоборот. Я и не знала, что у тебя есть дом на острове, — нахмурилась она.
— Никто не знает. Он охраняется и надежно укрыт от посторонних глаз. К дому прилегает частный пляж, там ты сможешь гулять. Есть бассейн, сад…
Нико посмотрел на ее бледную кожу и принял окончательное решение.
— У меня есть домработница, она готовит местные блюда.
— Прислуга начнет сплетничать.
— Слуг отбирали специально. — Он видел, что это не произвело на нее впечатления. Конни прекрасно знала образ жизни на острове. Люди там обожали сплетни и слухи. Но он принял это во внимание, когда нанимал Паоло и Деспину. — Это пожилая пара. Хорошие люди. Несколько лет назад они потеряли единственного сына. Все их сбережения ушли на его лечение. Подрядчик купил их дом и заставил платить аренду. Сейчас они живут в гостевом домике и присматривают за особняком, как за своим собственным домом.
Он взглянул на Констанс и отмел все ее сомнения в том, что он похож на Генри.
— Я плачу им зарплату. Я уважаю своих работников, а они верны мне. Никто, даже мои родители, не в курсе, что я живу там.
— Но почему столько секретности? — моргнула Конни.
Не было нужды скрывать от нее все. Если она переедет в его дом, то все равно увидит бумаги.
— Я родился там. Хочу найти свои корни.
Конни похолодела.
— Пока в свободное время я живу на Ксаносе.
— И что ты делаешь? — спросила она.
— Ищу данные о своих настоящих родителях.
— А потом, — пролепетала она, — когда найдешь их, ты… — Констанс не смогла найти в себе сил и закончить вопрос. Но она должна была убедиться, что ее семья в безопасности.
Нико не стал дожидаться ее неловких вопросов, и тут она поняла, что именно изменилось в нем: настрой. Нико был в ярости.
— Я не просто хочу найти их, я хочу выяснить, кто обставил мое усыновление, и наказать этих людей. — Его тяжелый взгляд пронзил ее в самое сердце.
Конни была уверена, что он уничтожит ее семью. Позор, который она навлекла на них, будет ничем в сравнении с тем, что сделает Нико, когда узнает правду. Всю правду, ведь ей была известна эта история. Она видела бумаги, дело не ограничилось просто отказом от ребенка.
— Собери свои вещи, — приказал Нико.
У Конни не осталось сил сражаться, и, возможно, ей удастся помешать ему узнать все. Конни знала, что отец не переживет последствий.
— Мы уходим прямо сейчас.
— Я не могу просто бросить Генри! — запротестовала она.
— Он обходится с тобой как с рабыней.
— Он старый человек. А я согласилась на эту работу сама.
— Значит, ты уйдешь утром.
— Вряд ли агентство найдет замену так быстро.
— Найдут, — мрачно сказал Нико.
— Я не могу… — Конни хотела все бросить: какая-то часть ее хотела сбежать, уехать вместе с ним, прийти в себя в тиши, а другая часть ее души хотела остаться здесь, чтобы избежать неминуемой катастрофы. Но была еще одна причина, по которой она не хотела уезжать. И Нико знал, в чем дело.
— Нам нужно поговорить, — сказал он. Но, взглянув на ее опухшее, уставшее лицо, Нико смилостивился. — Но не сейчас. Когда ты будешь готова.
Конни с надеждой ухватилась за протянутую ей соломинку.
— Даю тебе слово. Сейчас главное, чтобы ты нашла в себе силы быть матерью. И тебе нужен отдых.
Конни прикрыла глаза, его слова ласкали слух, так хотелось плюнуть на все и просто принять его предложение.
— Мы уедем утром. А сейчас выспись.
Конни покачала головой:
— Мне нужно постирать белье.
Она передвинула тяжелую корзину поближе к машинке. Когда он не предложил ей помощь, а просто сел на стул, Конни нахмурилась, но промолчала. Она достала уже сухие простыни, а Нико все продолжал сидеть и переключать каналы в телевизоре. Конни напряглась.
— Я не занимаюсь стиркой, — сказал он.
— Ясно, — ответила она, вытащив гладильную доску.
— Если хочешь и дальше разыгрывать мученицу — вперед, — пожал плечами он.
Конни не хотела ни во что играть, поэтому она отложила доску и просто сложила белье без глажки.
— Бунтарка, — проговорил Нико.
И Конни почувствовала, казалось, давно забытое желание улыбнуться. Она уселась на диванчик рядом с ним. Так странно было смотреть на экран, когда ей хотелось повернуться и смотреть только на него.
— Иди приляг. Пока он спит, и ты отдохни, — сказал он.
— Пойду, как только ты уйдешь.
— О, я никуда не уйду. Не собираюсь давать тебе время придумать тысячи отговорок, почему ты не сможешь уехать завтра утром. Я остаюсь.
— А как же твой номер в отеле?
— Иди спать. — Нико не собирался препираться. — Ну же, иди в кровать.
Конни залилась краской, проглотив слезы:
— Ты на ней сидишь.
Она была благодарна Нико, что он не возмутился, просто прошел к столу и сделал себе вторую в жизни кружку растворимого кофе.
— В доме есть спальня, — начала объяснять она. — Только когда ребенок плачет, Генри недоволен.
Нико молчал, на языке вертелся вопрос, и он не утерпел:
— Как его зовут?
— Лео, — ответила Конни. Она нервно сглотнула: согласно традициям, сына должны были назвать Васос — в честь деда. Она хотела назвать его Нико, но ей не хотелось постоянного напоминания. Поэтому вместо этого она дала ему имя Лео, потому что он был зачат в августе.
— Ложись спать, — приказал он.
Конни расправила одеяло и попыталась уснуть. Повернувшись спиной к Нико, она уткнулась носом в потертую обивку дивана и постаралась выкинуть из головы все мысли о завтрашнем дне.
Постаралась не думать о туманном будущем.
Потому как, несмотря на предложение Нико, будущее виделось ей в самых черных красках.
Конни сама не ожидала, что сможет уснуть, несмотря на волнения о завтрашнем дне и присутствие Нико в комнате. Шум стиральной машины убаюкал ее.
Ночью проснулся ребенок. Нико молча наблюдал, как в полусне она поменяла пеленки сыну и опять улеглась на диван. Конни свернулась калачиком, осторожно прижала ребенка к себе, покормила его и уложила в колыбельку. То же самое она проделала рано утром, только теперь им помешали вопли старика.