С. С: Высокий?
Л. О.: Намного выше меня. А во мне, между прочим, метр семьдесят пять. Наверное, как ваш коллега. То есть сантиметров на десять повыше.
Лиса Орстрём кивнула в сторону коридора, где на лестничной площадке рядом с Людвигом Эрфорсом, возившимся с телом, стоял Эверт Гренс. Свен машинально обернулся. Он и забыл про Гренса.
С. С.: Лицо?
Л. О.: Грубое такое. Нос, подбородок, лоб.
С. С.: Волосы?
Л. О.: Лысый.
В дверь постучали. Лиса Орстрём сидела к ней спиной и не видела, что к ним приближается полицейский в форме. Он открыл дверь, вошел, передал какой-то конверт и тут же вышел.
С. С.: У меня тут несколько фотографий. Разные люди. Посмотрите, пожалуйста.
Она встала. Хватит. Не сейчас. Плевать она хотела на бурый конверт, лежащий на краю стола.
С. С.: Присядьте.
Л. О.: Мне работать нужно.
С. С.: Лиса. Посмотрите на меня. В том, что произошло, нет вашей вины.
Свен Сундквист сделал шаг вперед, взял за плечи женщину, которая уже готова была выйти туда, где ее ждали только горе и чувство вины, и усадил ее снова на стул. Он переложил две папки с историей болезни, которые тоже лежали на столе, и, открыв коричневый конверт, выложил его содержимое на освободившееся место.
С. С.: Я прошу вас попробовать опознать того посетителя.
Л. О.: Такое ощущение, что вы его знаете.
С. С.: Пожалуйста, посмотрите фотографии.
Она брала фотографии по одной. Смотрела на каждую довольно долго. Потом складывала в аккуратную стопку оборотной стороной вверх. Так она просмотрела, пожалуй, их штук тридцать. И на каждой – мужчина, стоящий у белой стены. И тут она почувствовала, как у нее екнуло в груди, как когда-то в детстве, когда она еще боялась темноты. Тогда она говорила, что внутри у нее что-то танцует, как будто страх был легким и поднимал в воздух ее саму.
Л. О.: Вот он.
С. С.: Вы уверены?
Л. О.: Абсолютно.
С. С.: Для протокола: свидетельница указала на мужчину на фото номер тридцать два.
Свен Сундквист сидел молча, внутренне напрягшись, потому что знал, как горе ест людей изнутри, с каждой минутой делая их слабее. И женщина, что сидела напротив, уже долгое время с трудом сдерживала рыдания. А он, полицейский, который заставлял ее из последних сил держать себя в руках, знал, что она может сломаться в любую минуту.
И вот.
Она сделала то, чего они от нее ждали: показала на Ланга.
Он надеялся, что ей хватит сил.
С. С.: Вы опознали человека, который считается очень опасным преступником. По опыту мы знаем, что все, кто свидетельствовал против него, подвергались угрозам.
Л. О.: И что это значит?
С. С.: Это значит, что мы вынуждены позаботиться о вашей безопасности.
Этого она совсем не желала слышать. Не желала, чтобы это происходило именно с ней. Ей хотелось поехать домой, лечь в постель, повернувшись к настенным часам, и потом проснуться от их звона. Съесть завтрак, одеться и снова отправиться на работу в Южную больницу.
Но этого не будет.
Этого больше не будет.
Прошлого не воротишь, как бы ей ни хотелось.
Она сидела на жестком стуле и пыталась плакать – пыталась выдавить все то, что буквально сжирало ее изнутри. Но ничего не получалось. Слез больше не было. Иногда эти чертовы слезы заканчиваются.
Ей ужасно захотелось уйти отсюда хоть куда-нибудь, когда дверь в стеклянную комнатку дежурной медсестры снова открылась. Кто-то вошел без стука. Она увидела, что это второй полицейский, тот самый, что недавно задержал ее руку в своей. Его лицо пылало, а голос гремел:
– Черт, Свен!
Свен Сундквист редко раздражался от выходок своего шефа. Не в пример другим. Все остальные Гренса недолюбливали, а некоторые и просто ненавидели. Сам-то для себя он давно решил принимать его таким, какой он есть, со всеми его достоинствами и недостатками. У него был выбор – оставаться или уходить, и он остался.
– Для протокола. Допрос Лисы Орстрём был прерван комиссаром городского управления полиции Эвертом Гренсом.
– Прошу прощения, Свен. Но у нас тут такие дела…
Свен наклонился к диктофону и выключил его. Потом жестом показал Эверту, что он может продолжать.
– Женщина, которую мы привезли из района Атласа. Без сознания, помнишь?
– Которую кнутом избили?
– Точно. Исчезла.
– Исчезла?
Эверт Гренс кивнул:
– Она лежала где-то здесь. В каком-то там отделении… Короче, мне только что звонили из управления. Она достала оружие, оглушила охранника и пропала. По-видимому, она сейчас где-то поблизости.
– Что это на нее нашло?
– Ничего не знаю, только то, что сказал.
Лиса Орстрём положила на стол фотографию номер тридцать два. Она взглянула на полицейских и показала на потолок:
– Там.
– Что?
– Там наверху у нас хирургия.
Посмотрев на белый потолок, Гренс уже вышел было в коридор, когда Свен взял его за плечо:
– Эверт. У меня есть стопроцентные свидетельские показания против Ланга.
Неуклюжий здоровяк замер в дверях. Он обернулся, кивнул Лисе Орстрём, улыбнулся Свену:
– Ну вот, Анни.
– Что ты говоришь?
– Да так, ничего.
Свен непонимающе взглянул на Эверта, затем повернулся к Лисе Орстрём, легонько коснулся ее плеча и сказал:
– Вам необходима защита.
Все это случилось сразу после ланча в среду, пятого июня.
Эверт Гренс и Свен Сундквист поспешили по многочисленным лестницам и коридорам Южной больницы с шестого на седьмой этаж.
Да уж. Утро выдалось тревожное.
Они все время шевелились. Все пятеро. Осторожно разминали ноги, медленно склоняли голову то к одному плечу, то к другому. Как будто они хотели ей напомнить о своем существовании, но не решались заговорить.
Лидия понимала, что они чувствуют, но не обращала внимания. Она знала, как тяжело дышать, когда ты стоишь на полу на коленях и пытаешься смотреть снизу вверх на того, кто присвоил себе право распоряжаться твоим телом. Она помнила и паром «Стена Балтика», [12] и как страх смерти заглушает естественное желание закричать, позвать на помощь.
Внезапно один из них упал головой вперед.
Один из студентов-медиков потерял равновесие и выпал из круга, который они образовали. Пять человек на коленях вокруг стола с мертвецом.