— Интересный парадокс. Ставит перед настоящей дилеммой.
Она вгляделась в его лицо, ища там иронию, и, найдя, нахмурилась:
— Это не шутка.
Да уж. Даже материнская стратегия самовоспроизведения, которую взяла на вооружение Дюрона, не вполне решает проблему, как продемонстрировала Лотос.
Еще раз пристально всмотревшись в нее, он вдруг спросил:
— Тебе приказали спать со мной?
Она вздрогнула:
— Нет. Но я попросила разрешения. И Лилли позволила: это может помочь привязать тебя к нашим интересам. — Она помолчала. — Тебе это кажется ужасно бессердечным?
— На Архипелаге Джексона — только предусмотрительным.
А привязанность ведь распространяется на обе стороны. На Архипелаге Джексона не выжить одному. «Но доверять никому нельзя».
Поначалу от чтения у него резало глаза и мучительно болела голова, но постепенно это занятие стало ему даваться легче.
Ему уже удавалось читать минут по десять, и только потом глаза начинали невыносимо болеть. Забившись в кабинет Вербены, он доходил до пределов боли: глоток информации, несколько минут отдыха — и новая попытка. Начиная с центра, он первым делом прочел об Архипелаге Джексона: его уникальной истории, отсутствии правительства и ста шестнадцати Главных Домах и бесчисленных Младших, с их переплетением союзов и вендетт, сделок и предательств. Группа Дюрона находилась в процессе превращения в самостоятельный Младший дом, отпочковываясь от тела дома Фелл наподобие гидры — и, как гидра, размножаясь неполовым образом. Упоминания о домах Бхарапутра, Харгрейвз, Дайн, Риоваль и Фелл вызывали мысленные картины, которых не было на считывающем устройстве. Некоторые из них даже начинали связываться между собой. Но еще очень немногие. Он пытался сообразить, имеет ли значение то, что самыми знакомыми домами казались те, которые связаны с внепланетной нелегальной деятельностью.
«Кто бы я ни был, я знаю этот мир». И все же… Эти картины казались слишком узкими и неглубокими, чтобы представлять период формирования личности. Но, может, он сам узкий и неглубокий. Однако это все же было больше, чем полный нуль, относительно юности вероятного адмирала Нейсмита — созданного цетагандийцами клона.
«Деда». Вот эти воспоминания были весомыми, потрясающе живыми. Кто такой этот «деда»? Джексонианский лесник? Комаррский учитель? Цетагандийский инструктор? Кто-то громадный и захватывающе интересный, таинственный, старый и опасный? У деды не было начала — казалось, он возник вместе со Вселенной.
Начала. Может быть, если он изучит своего родителя, искалеченного барраярского лордика Форкосигана, это ему что-то напомнит. Он создан по образу и подобию Форкосигана — и это уже крайняя жестокость по отношению к любому бедняге. Он вызвал на пульт библиотеки Вербены все ссылки на Барраяр. Тут было несколько сотен нехудожественной литературы. Чтобы сориентироваться, он начал с общей истории, быстро просматривая рубрики. Пятьдесят тысяч Первопроходцев. Схлопывание п-в-туннеля. Период Изоляции, Кровавые столетия… Вторичное открытие… Слова начали расплываться. Голова, казалось, вот-вот лопнет. Знакомо, до боли знакомо… Придется остановиться.
Задыхаясь, он притушил свет и прилег на диван. Но если его готовили заменить Форкосигана, это все и должно казаться ужасно знакомым. Ему пришлось бы изучать Барраяр вдоль и поперек. «И я его изучил». Ему хотелось умолять Вербену приковать его к стене и ввести еще дозу суперпентотала, пусть давление скачет, как хочет. Ведь тогда чуть не получилось… Может, еще попытка…
Зашелестела отодвигающаяся дверь, и остановившаяся на пороге Вербена зажгла свет.
— Привет! Что с тобой?
— Голова болит. Читал.
— Тебе не следует…
«Так себя гнать», — договорил он про себя ставшую привычной за последние дни фразу Вербены. Но на этот раз она остановилась на половине. Он приподнялся, а она подошла и села рядом с ним.
— Лилли велела привести тебя наверх.
— Хорошо…
Он начал было вставать, но она его остановила. Ее поцелуй был долгим-долгим, и сначала он пришел в восторг, а потом встревожился. Прервав поцелуй, он спросил:
— Вербена, что случилось?
— …Кажется, я тебя люблю.
— Это проблема?
— Исключительно моя. — Она выдавила невеселую улыбку. — Я с ней справлюсь.
Он поймал ее руки, погладил изящные кисти. У нее были гениальные руки. Подходящих слов не находилось.
До лифтовой шахты в покои Лилли они дошли, держась за руки. Там Вербена выпустила его руку, чтобы включить ладонью поле, и больше уже за руку не взяла. Вдвоем они поднялись в гостиную Лилли.
Лилли, прямая и торжественная, восседала в своем кресле. Ее седые волосы сегодня были заплетены в толстую косу, спускавшуюся через плечо. Чуть позади, справа от нее, стоял Ястреб — явно в качестве телохранителя. Вокруг стола расположились трое незнакомцев в серой полувоенной форме с белой отделкой. Две женщины сидели, мужчина стоял. У одной из женщин были темные кудряшки и карие глаза, которые буквально обожгли его. У второй, постарше, волосы короткие, темно-русые, чуть тронутые сединой. Но он не мог оторвать глаз от мужчины.
«Бог мой! Это второй я!»
«… Или… не-я».
Они были одинакового роста. Этот был как-то слишком подтянут: ботинки начищены, мундир отглажен… На воротнике блестят знаки различия. Адмирал… Нейсмит? На левом нагрудном кармане вышито «Нейсмит». Коротышка резко вдохнул, блеснул серыми глазами и улыбнулся. Но если он был костлявой тенью себя самого, этот был удвоенным им. Коренастый, почти квадратный, мускулистый и напряженный, с тяжелым подбородком и заметным брюшком. У него и вид был командирский: стоит в агрессивной позе «вольно» — упитанный бульдог, да и только! Значит, вот он какой, этот Нейсмит, знаменитый спасатель, которого так жаждет Лилли. Он вполне мог этому поверить.
Несмотря на зачарованный интерес к своему клон-близнецу, он вдруг с ужасом осознал, что он — не тот! Лилли потратила целое состояние на оживление не того клона! Интересно, она сильно рассердится? Для главы джексонианского дома такой промах должен восприниматься как полный провал. И действительно, лицо Лилли было сурово.
— Это точно он! — выдохнула женщина с обжигающим взглядом. Она крепко сжала кулаки, лежавшие на коленях.
— Я… с вами знаком, сударыня? — вежливо и осторожно спросил он. Пламенный жар ее взгляда его смутил, и он полубессознательно придвинулся ближе к Вербене.
Лицо у нее превратилось в мраморную маску, только глаза чуть расширились, словно ей ударили лазерным лучом под дых, и в них отразилось… что? Любовь? Ненависть? Напряжение… Его головная боль усилилась.
— Вот видите, — сказала Лилли. — Жив и здоров. Так вернемся к вопросу о цене.
На круглом столике чашки — видимо, переговоры идут уже достаточно долго.