Но сейчас ведь это лечится, разве нет?
Да, хотя лечение вылетает в копеечку. Из-за редкости заболевания. Майлз быстро пробежал статьи. Симптомы подавлялись при помощи дорогостоящих биохимических средств, вымывающих и заменяющих поврежденные молекулы. Полное генетическое излечение тоже можно получить, но за гораздо более высокую цену. Ну, почти полное. Всех потомков все равно необходимо подвергать генсканированию на предмет выявления дистрофии Форзонна, желательно во время оплодотворения и до перемещения в маточный репликатор.
Разве юный Николас созревал не в маточном репликаторе? Господи ты Боже мой, ведь не настаивал же Форсуассон на том, чтобы его жена – и ребенок – прошли через все опасности естественного вынашивания и родов? Лишь немногие из самых консервативных форов все еще придерживались традиции, той самой, которую мать Майлза подвергала самой жестокой и язвительной критике, которую ему доводилось когда-либо слышать из ее уст. И она имеет на это полное право.
Что за чертовщина тут происходит? Сжав губы, Майлз откинулся на стуле. Если, исходя из содержимого файлов, уже известно, что Николас, возможно, является носителем гена дистрофии Форзонна, то один из его родителей – или оба сразу – являются носителями того же недуга. Как давно им об этом известно?
Тут до Майлза вдруг дошло то, на что он не обратил внимания прежде, ослепленный кажущимся семейным благополучием, которое ухитрились продемонстрировать Форсуассоны. Всегда труднее всего восстанавливать недостающие звенья. И в данном случае этим звеном является отсутствие других детей. Как насчет парочки сестричек для Никки, а, предки? Так ведь нет. Они узнали об этом как минимум вскоре после рождения сына. Какой кошмар для них! Но кто же носитель, он или она? Майлз надеялся, что это не госпожа Форсуассон. Страшно подумать, что столь утонченная красота может исчезнуть из-за взрыва внутренней бомбы замедленного действия…
Я не хочу ничего этого знать.
Его недозволительное любопытство только что было наказано. Это идиотское подглядывание недостойно Имперского Аудитора, хотя и осуществлено тайным агентом Имперской безопасности. Бывшим агентом. И где же теперь его сверкающие доспехи Имперского Аудитора? С таким же успехом он мог сунуть нос в ее комод с нижним бельем.
Я не могу оставить тебя ни на минуту без присмотра, да, парнишка?
Он много лет всяческим образом пытался обойти военный устав и наконец заполучил работу, не ограниченную вообще никакими правилами и уставами. Чувство, что он умер и попал в рай, продлилось не более пяти минут. Имперский Аудитор – Голос самого императора, его глаза и уши, а иногда и руки. Очень миленькое описание работы до той минуты, пока не задумаешься, что эта симпатичная поэтическая метафора действительно означает.
Итак, стоит ли подвергать самого себя тестированию, задавшись вопросом: «Могу ли я представить себе Грегора, делающим то или это?» Кажущаяся императорская замкнутость Грегора скрывала его почти болезненную застенчивость. Мозги Майлза скрипели. Ну ладно, поставим вопрос иначе. Может ли он представить себе Грегора, делающего нечто подобное в своем кабинете? Какие действия, неправомерные для простого смертного, вполне законны для Имперского Аудитора при исполнении обязанностей? Множество всяких-разных, исходя из прецедентов, о которых Майлзу довелось прочесть. Значит, Основное Правило гласит: «Делай что хочешь, пока не допустишь ошибки, а тогда мы тебя уничтожим»? Майлз совсем не был уверен, что такая постановка вопроса ему нравится. Скорее вовсе нет.
Даже во время службы в СБ залезать в личные файлы можно было только к врагам или, как минимум, к подозреваемым. Ну и к возможным кандидатам для вербовки. А также к нейтралам, на чьей территории действуешь. А еще… а еще… Майлз хихикнул сам над собой. Во всяком случае, Грегор хотя бы лучше воспитан, чем Имперская служба безопасности.
Очень смущенный, Майлз закрыл файл, уничтожил все следы своей деятельности, вызвал на экран следующее заключение аутопсии и уставился на снимки искореженного тела. У смерти есть температура, и эта температура чертовски низкая. Майлз прервался на минутку, чтобы усилить на пару градусов работу комнатного обогревателя.
Катриона и подумать не могла, что визит Имперского Аудитора так перебудоражит сотрудников школы, где учился Николас. Но профессор, сам преподаватель с большим стажем, быстро дал понять, что это не официальный визит, и произнес все, что необходимо, дабы успокоить учителей. И все же они с дядей Фортицем пробыли в школе значительно меньше, чем рекомендовал ей Тьен.
Чтобы еще немного протянуть время, она провела для дяди небольшую экскурсию по достопримечательностям купола «Серифоза». Показала ему самые красивые сады, самые высокие смотровые площадки, откуда можно было увидеть комаррские ландшафты за пределами купола. Серифоза была столицей этого сектора планеты, но Катрионе по-прежнему приходилось делать над собой усилие, чтобы по барраярской привычке не думать о ней как о провинции. Границы барраярских провинций не были столь упорядочены, они шли вдоль рек и горных склонов, по следам былых битв, где графские армии проигрывали исторические сражения. Комаррские сектора аккуратно делили всю планету на геометрически правильные части. Но в самих так называемых куполах находились тысячи разнообразных строений, потерявших свои правильные очертания столетия назад, поскольку строились еще под открытым небом и в самых разных, зачастую совершенно не сочетающихся архитектурных стилях.
Несколько запоздало она сообразила, что заслуженного инженера стоило бы провести по самым глубоким техническим туннелям, показать ему энергетические установки и воздушные станции. Но уже пришло время обеда. В ходе экскурсии они оказались возле любимого ресторана Кэт, расположенного якобы на пленэре, где столики стояли в парке под застекленным небом. Поврежденный солнечный отражатель уже взошел и медленно проплывал по небосводу среди облаков – отражатель как бы прятался за ними, стыдясь своей искореженности.
Огромная власть Голоса императора, данная Имперскому Аудитору, практически не изменила дядю, с удовольствием отметила Катриона. Он по-прежнему искренне радовался великолепному десерту и под ее чутким руководством выбрал самые лучшие блюда в меню. Но сказать, что он не изменился вовсе, Катриона не могла: дядя стал несколько более сдержан и тщательно взвешивал свои слова, и не только тогда, когда речь заходила о математических и инженерных расчетах.
Сделав заказ, она проследила за взглядом дяди, который смотрел наверх, изучая отражатель.
– Реальной угрозы, что империя забросит проект с солнечным отражателем, ведь нет, правда? – спросила она. – Мы должны хотя бы его починить. Я хочу сказать… в нынешнем виде он кажется каким-то… каким-то разбалансированным.
– Вообще-то так оно и есть. Из-за солнечного ветра. И с этим придется что-то делать, причем чем быстрее, тем лучше, – ответил Фортиц. – Лично мне, во всяком случае, идея забросить данный проект очень не по душе. Это величайшее инженерное достижение первых колонистов Комарры, если, конечно, не считать куполов. Великое творение лучших людей. Если это диверсия… что ж, тогда ее совершили худшие представители рода человеческого. Вандализм, голый, бессмысленный вандализм.