Его конь, получивший еще от графа Петера довольно-таки непрезентабельную кличку Толстый Дурачок, с радостным ржанием прибежал на голос хозяина, за что был немедленно вознагражден заранее припасенными кусочками сахара. Майлз погладил огромного коня по бархатистому носу. У жеребца, которому исполнилось уже двадцать три года, появилось в рыжей шерсти много седины, и после пробежки он тяжело дышал. Так… осмелится ли он проехаться верхом, памятуя о своих припадках? Во всяком случае, отправиться в любимое многодневное путешествие по горам он не рискнет, это точно. Но если научить Мартина верховой езде, вполне можно будет проскакать несколько кругов по пастбищу. Искусственные кости при падении не сломаешь, а Дурачок никогда не наступит на хозяина.
Плавание, еще одно любимое развлечение в Форкосиган-Сюрло, вполне доступно, а вот хождение под парусом – едва ли. Придется надевать спасательный жилет и брать с собой Мартина. Интересно, умеет ли Мартин плавать? А уж тем более способен ли он на борту помочь бьющемуся в припадке человеку и при этом не упустить лодку? Похоже, предъявлять такие требования – явный перебор. Ладно, все равно в конце осени вода слишком холодная.
Отнюдь не случайно тридцатый день рождения Майлза выпал на неделю, которую он лениво проводил на берегу озера. Провинция – лучшее место, где можно попросту проигнорировать данное событие. В столице ему наверняка досаждали бы друзья и родственники. Айвен вывел бы его из себя разными тостами или того хуже – затеял бы вечеринку в его честь. Впрочем, рвение Айвена мог бы несколько укротить тот факт, что его черед следующий. Буквально через два месяца. Да и вообще, что такое день рождения? Становишься просто на день старше, как в любой другой день, ведь верно?
Этот самый пресловутый день выдался промозглым и туманным – следствие шедшего в предыдущий день меланхоличного дождя, столь соответствующего настроению Майлза. Но судя по появившейся в небе голубизне, погода должна была вскоре стать теплой и просто великолепной. Когда по комму раздался первый вызов, Майлз понял – сегодня его не оставят в покое. Его поздравляла леди Элис. Можно смело предположить, что и Айвен где-то неподалеку. Значит, если Майлз быстро не изыщет способ куда-нибудь скрыться, он рискует просидеть весь день у комм-пульта.
Прихватив на кухне кое-что из еды, Майлз отправился в сад, являвшийся одновременно и фамильным кладбищем. Раньше здесь хоронили охранников. Фамильным кладбище стало лишь после того, как цетагандийцы уничтожили Форкосиган-Вашнуй. Майлз посидел у могилы сержанта Ботари, жуя хлеб и наблюдая, как алые лучи восходящего солнца пробиваются сквозь предрассветную дымку над Форкосиган-Сюрло.
Затем он переместился к могиле генерала Петера и долго смотрел на надгробие. Были времена, когда, сидя здесь, он кричал, шептал и молил. Но, похоже, им со стариком больше нечего сказать друг другу. Почему?
«Да потому, что я говорю не с той могилой», – вдруг решил Майлз. Он решительно повернулся и направился к дому, намереваясь разбудить Мартина, способного проспать до полудня. Он вспомнил, где его не сможет найти никакой комм. И ему было необходимо поговорить там с одной маленькой леди.
– Так куда же мы летим, милорд? – поинтересовался Мартин, усевшись в кресло пилота и разминая пальцы.
– В одно местечко в горах, именуемое Лесная долина. – Наклонившись, Майлз ввел маршрут в навигационную программу, и на пульте немедленно высветилась карта полета. – Я хочу, чтобы ты сел вот в этой маленькой долине, сразу за развилкой. Вообще-то это кладбище. Места для посадки флайера хватит. Во всяком случае, хватало, когда я там был в последний раз. Это очень симпатичное местечко у ручья. Солнце светит сквозь кроны деревьев… Может, мне стоило взять с собой корзинку для пикника? Это примерно в четырех днях пути отсюда, или два с половиной дня, если верхом. И чуть меньше часа полета.
Мартин кивнул и включил двигатель. Перевалив через хребет, они полетели на юго-восток.
– Готов поспорить, что могу доставить вас туда быстрее, – предложил Мартин.
– Нет…
– Мы снова полетим кружным путем?
Майлз заколебался. Теперь, когда они уже летели, охватившее его нетерпение исчезло, сменившись опасением. «А ты считал, что тяжело просить прощения у императора».
– Угу. Я хотел показать тебе кое-что новенькое о горных склонах и флайерах. Давай двигай на юг, а вот здесь – на запад, вокруг вон тех пиков.
– Да, сэр, – ответил Мартин, изображая вышколенного слугу. Впрочем, он немедленно испортил впечатление, добавив: – Это гораздо лучше, чем урок верховой езды.
У Мартина с Дурачком сложились не настолько хорошие отношения, как рассчитывал Майлз. Мартин явно предпочитал флайеры.
– А что там такое, в этой самой Лесной долине? – спросил Мартин. – Друзья? Красивый ландшафт?
– Не совсем… Когда мне было примерно столько лет, сколько сейчас твоему брату – я тогда только-только окончил Императорскую Военную Академию, – граф, мой отец, вынудил меня, то есть обязал меня выступить как его Голос в одном деле, которое было вынесено на Графский Суд. Он послал меня в Лесную долину, чтобы расследовать и провести суд по делу об убийстве. Убийстве ребенка-мутанта, совершенного в соответствии с древней традицией.
Мартин скривился.
– Уж эти горцы! – с отвращением буркнул он.
– М-м-м. Все оказалось гораздо сложнее, чем я думал, даже когда я ухитрился правильно вычислить виновного. Девочку – а убили девочку четырех дней от роду, потому что у нее была заячья губа, – звали Райна Журик. Сейчас бы ей было почти десять лет, останься она в живых. Я хочу поговорить с ней.
Брови Мартина поползли вверх.
– А вы… э-э-э… часто раговариваете с мертвыми, милорд?
– Иногда.
Мартин неуверенно улыбнулся, как бы говоря «надеюсь, это шутка».
– И они отвечают?
– Иногда… А ты что, никогда не разговариваешь с мертвыми?
– Я таких не знаю. Кроме вас, милорд.
– Я лишь бывший труп.
«Это вопрос времени, Мартин. Со временем твои знакомства расширятся».
Майлз знал многих умерших.
Но даже в этом длинном списке Райна занимала особое место. После того как он отбросил всю имперскую мишуру и глупость, исчерпал все возможности роста, познал все идиотские правила и гнусные темные стороны военной службы… когда это перестало быть игрой, когда возобладала реальность, страшная реальность, когда в жертву той службы шли жизни и души… Райна осталась единственным стоящим символом его службы. И у Майлза было жуткое чувство, что где-то во всей этой кутерьме он потерял связь с Райной.
Неужели он так увлекся игрой в Нейсмита и так стремился выиграть, что забыл, ради чего играет? Райна – пленница, которую Нейсмит никогда не сможет освободить. Пленница, вот уже десть лет лежащая под землей.
Существовало предание об одном из предков Майлза, графе Зелиге Форкосигане, собиравшем – а вероятнее всего, пытавшемся собрать – налоги со своих подданных в провинции. Надо сказать, подданных в те времена подобные поборы радовали не больше, чем нынче. Одна бедная вдова, которую ее никчемный муж после своей смерти оставил по уши в долгах, предложила графу Зелигу единственное, что у нее имелось, – игру на барабане своего сына. Сына – включительно. Согласно преданию, Зелиг принял барабанную дробь, но мальчика вернул матери. История, без сомнения, сочиненная форами в целях пропаганды.