— Потому что лук они посадить успели. И морковь. А огурцы и кабачки — нет. В оранжереях и на подоконниках засохшая рассада так и осталась стоять.
Морковь и лук на деревенских грядках выросли удивительные: каждая морковина — килограмма по два, а луковицы все как на подбор, величиной с кулак. От нечего делать Виктор с Димашем два дня назад собрали овощей не меньше двух центнеров и забили припасами устроенный пасиками погреб. Для кого старались? Не ясно.
Верно, каждый думал об одном и том же: вдруг пасики вернутся к зиме? То-то обрадуются, обнаружив собранный кем-то урожай. На той стороне, за вратами, принято думать о том, кто идет или едет за тобой по дороге. Есть даже термин такой: «глаза на затылке». Этому учат, начиная с детского сада. В Диком мире глаза на затылке нужны лишь для того, чтобы заметить снайпера в засаде.
— Точно! — изумился Димаш. — Как вы все замечаете, Виктор Павлович?
— У меня дополнительный блок памяти и видеокамера в глазу.
— Серьезно?
— Димаш!
— Ах, да... Это вы опять пошутили. Я понял. Но пасики могли спрятаться в лесу, переждать, пока мары уйдут, и дать деру.
Чушь, конечно. В редком лесу на холме не укроешься. Вот если до реки успели добежать, тогда могли на моторках уйти к Великому озеру. Это — единственная правдоподобная версия, дававшая пацифистам шанс на спасение. Сарай у реки был сожжен, но лодок на берегу, ни целых, ни поврежденных, не нашлось. Хотя (это больше походило на правду) на лодках могли уйти мародеры, то есть мары. Уходя, они сожгли лодочный сарай.
— Их могли эмпэшники вывести, — продолжал искать пути спасения Димаш. Он упрямо отказывался принимать версию о гибели деревни.
— Это же пацифисты, Димаш! Они не желают иметь дело с военной полицией. Это их принцип.
— Когда задницу припекает, о принципах лучше забыть. Им детей надо было спасать. И женщин.
— Димаш, тебе бы в виндексы — самая дорога.
— Как вы догадались? — ахнул Димаш. Потом вымученно усмехнулся. — Я дважды поступал. Но тест не прошел. Эмпатии маловато. Вот если бы на этой стороне виндексы были нужны! — мечтательно вздохнул Димаш. — Мне, если честно, этот мир чем-то больше нашего нравится. Здесь такие леса, озера! Вот бы по Великому под парусом походить! Вы на побережье были?
— Нет.
— Я тоже не был. Вообще здесь здорово. И потом... правду говорят: настоящая дружба бывает только здесь, в Диком мире, а на той стороне люди холодные, на рыб похожи.
— Это только кажется. Меньше эмоций. И потом — кто тебе мешает на той стороне быть человеком, а не рыбой? — спросил Виктор.
— Не знаю. На той стороне искренность смешно выглядит. Все такие правильные, доброжелательные. Какие-то ненастоящие. Здесь все иначе.
Прав Димаш. Сбежали пасики: трупов нет ни в домах, ни на улице. А на кладбище — три могилы, Судя по датам на крестах — эти пасики умерли осенью. Мары убитых не хоронят. Напротив, изуродуют и к дереву прибьют. Или отрубленную голову на кол насадят. В рот что-нибудь запихают. Для смеха. Мары убивают всех: и «красных», и «синих»; забирают пищевые таблетки, оружие, запасные батареи, амулеты. Но главная летняя добыча маров — пасики... Тех они насилуют и режут с особым сладострастием.
Вот и знакомый дом. Виктор вытащил из кобуры «Гарин», взбежал на крыльцо, остановился. Тишина. Никого. Или...
— Встречайте гостей! — Ланьер толкнул дверь и отскочил в сторону.
Прижался к наружной стене. Как в бибишке. То есть в блокбастере. Дверь с протяжным скрипом отворилась. Откуда-то сверху с тихим шуршанием посыпалась труха.
— Кажется, никого... — сказал неуверенно Димаш.
Виктор огляделся. В самом деле, — никого. Но сердце билось чаще обычного. Сделалось жарко. Почему так страшно входить в пустой дом? Мертвый дом. Сырость. Затхлость. Паутина по углам. Запах, как в склепе. Мутное зеркало в прихожей. На полке рядом — панамки да шапки, на крючке — рыжий плащ с оторванным рукавом. Виктор подмигнул своему отражению в зеркале: худой высокий мужчина в камуфляже. Камуфляж, впрочем, давно перестал менять расцветку, навсегда сохранив мутно-серый неопределимый цвет. Возле порога в комнату — расплющенный подошвой окурок. В прошлое их посещение здесь не было окурка — Виктор помнил. Значит, мары заходили в деревню еще раз. Но так осторожно, что с холма трое «красных» их не заметили. Возможно, мары прокрались ночью. Могли и к блиндажу подняться. Перерезать глотки всем троим во сне.
Виктор прихватил в кладовой топор и прошел в комнату. Здесь все было перевернуто еще с прошлого раза, из шкафа вывернуты ящики с нехитрым барахлом пасиков, сломана дверца самодельного сундука, из рамки выдернута висевшая над кроватью картинка. Только сколоченный из сосновых досок стеллаж с книгами (старинными, бумажными) мары не тронули. Странно, зачем пасики везли в этот мир бумажные книги?
Виктор усмехнулся:
— Мой дом десять лет назад обчистили, когда я в отпуск уехал. Забрали новенький комп, видеоголограф, куртку из псевдокожи. Джинсы, в которых я работал в саду, и те прихватили. Но ни одной бумажной книги не тронули. Помнится, я вызвал копов, стал проверять, что взяли, кинулся к шкафу с книгами, но инспектор меня остановил. «Не надо, — говорит, — не проверяйте. Книги никогда не воруют». Видимо, этот закон справедлив для всех миров.
Рассказывая эту историю, Ланьер снимал с полок книги и складывал в углу комнаты. Когда стеллаж опустел, вдвоем с Димашем они отодвинули его от стены.
Виктор опустился на колени и подцепил топором одну из досок. Взвизгнули гвозди, доска поднялась, Вторую Виктор приподнял без всяких усилий. Просунул руку в щель и принялся доставать узкие промасленные пакеты с термопатронами.
Димаш складывал их в мешок.
— Надо было все в прошлый раз взять, — сказал он, оглядываясь. — Кто знает, может быть, мары здесь все время бывают, а мы не замечаем. Если у них хамелеоновая форма, то за милую душу могут у нас под носом шастать.
Виктор поднял руку, делая знак замолчать. Что-то послышалось. Какой-то дальний, едва слышный звук. Чужой звук... Мары?
— Скорее! — Ланьер принялся выкидывать из тайника упаковки с люминофорами.
Да, не рассчитали, дурни. Думали — еще две недели назад за ними придет вездеход, и они будут уходить вместе с батальоном. Тогда бы и люминофоров, и термопатронов было в избытке.
2
Тень за окном. Мелькнула. Пропала. Или почудилось? Виктор уже закончил потрошить тайник.
— К окну! — приказал Димашу.
Сам кинулся — назад, в сени. В проеме наружной двери стоял человек. Чужой. Здоровяк. Глыба. После яркого солнца силился разглядеть, что внутри. В руках автомат. Человек прислушивался. Сейчас пустит очередь веером, и... Виктор выстрелил прежде. Дважды нажал на разрядник. Почувствовал, как нагревается рукоять «Гарина» в ладони. Громила рухнул как подкошенный. Кто-то закричал. Но не этот парень. Другой. Кажется, в комнате. Или где-то снаружи, но с другой стороны дома. Кричал истошно. Страшно. На одной ноте. На одном выдохе, который никак не кончался.