Кли посмотрел на нее с интересом.
– Так кто же вы тогда, если не аристократка?
– Я была астрокартографом. Потом капитаном астроэкспедиции. Потом солдатом, потом военнопленной, потом беглянкой. Потом я была женой, а еще потом – матерью. Не знаю, кем я стану дальше, – честно ответила она, пережевывая гам-листья.
«Только бы не вдовой».
– Матерью? Я слышал, что вы были беременны, но… Разве ваш ребенок не погиб из-за солтоксина?
Старик непонимающе посмотрел на ее талию.
– Пока нет. У него еще есть шанс выжить. Так несправедливо, что уже сейчас против него восстал чуть не весь Барраяр… Он родился преждевременно. При помощи хирургической операции. – Корделия решила не вдаваться в подробности. – Сейчас мой сын в Имперском госпитале, в Форбарр-Султане. А Форбарр-Султан, насколько мне известно, только что захватили мятежники Фордариана…
Она вздрогнула. Лаборатория Ваагена строго засекречена, о ней никто не должен знать. С Майлзом все в порядке, в порядке, в порядке… Одной трещинки в этой хрупкой уверенности хватит, чтобы она впала в истерику… Эйрел – ну, уж Эйрел-то сам о себе позаботится. Как же получилось, что его все-таки застали врасплох? Несомненно, Имперская служба безопасности наводнена предателями. Доверять там никому нельзя. Где сейчас Иллиан? Схвачен или тоже продался Фордариану? Нет… Скорее всего просто не смог связаться с Форкосиган-Сюрло. Как Карин. Как Падма и Элис Форпатрил…
– Госпиталь они не тронут, – сказал Кли, наблюдавший за выражением ее лица.
– Я… Да. Конечно.
– Почему вы приехали на Барраяр, инопланетянка?
– Я хотела родить ребенка. – Она грустно усмехнулась. – У вас есть дети, Кли-почтовик?
– Насколько мне известно – нет.
– Очень разумно.
– Ну… – Лицо старика омрачилось. – Не знаю. С тех пор, как умерла моя старуха, стало так тихо. Знавал я людей, у которых из-за собственных детей была куча неприятностей – к примеру, покойный император или, скажем, граф Петер. Не знаю только, кто зажжет огонь на моей могиле. Может, племянница.
Корделия взглянула на Грегора, который сидел на седельных сумках и прислушивался к разговору. Грегор подносил факел к гигантскому поминальному костру своего деда; его руку в тот миг поддерживал лорд-регент Форкосиган.
Они ехали все дальше и дальше по горной тропе. Четыре раза Кли сворачивал на узенькие, едва различимые тропинки, и каждый раз Корделия, Ботари и Грегор терпеливо ждали его в каких-то ненадежных укрытиях. Из третьей отлучки Кли вернулся с узлом, в котором оказались старая юбка, пара поношенных брюк и немного овса для усталых лошадей. Все еще не согревшаяся Корделия надела юбку прямо поверх старых экспедиционных брюк. Ботари сменил форменные брюки с серебряными лампасами на обноски горцев. Короткие штаны едва доходили ему до щиколоток – теперь сержант обрел окончательное сходство с огородным пугалом. Мундир Ботари и черную форменную рубашку Корделии спрятали поглубже в одну из сумок с почтой. Проблему с потерянной сандалией Грегора Кли решил очень просто – сняв оставшуюся и позволив ребенку идти босиком. Слишком дорогой костюмчик Грегора скрыла огромная мужская рубашка с закатанными рукавами. Мужчина, женщина и ребенок – самая обыкновенная семья, измученные, оборванные горцы.
Они добрались до перевала Эми и начали спускаться вниз. Иногда навстречу попадались местные жители – сидя на обочине, они ждали почтальона, который передавал им устные сообщения, вызубренные наизусть, от слова до слова. Он раздавал также письма на бумаге и дешевые звуковые диски, искажавшие голос до неузнаваемости. Дважды пришлось задержаться, чтобы прочесть письма вслух, ибо получатели были неграмотны, а один раз за почтой пришел слепой, которого вела маленькая девочка. С каждой такой встречей Корделия, и без того находившаяся уже на грани нервного истощения, тревожилась все больше и больше.
«Предаст ли нас вот этот тип? За кого нас принимает та женщина? По крайней мере слепой не сможет нас описать…»
Ближе к сумеркам Кли вернулся из очередной отлучки, окинул взглядом безмолвную пустошь, полную теней, и объявил:
– Что-то народу тут многовато.
Корделия настолько измучилась, что не сразу поняла шутку и поспешила с ним согласиться.
Почтальон глянул на нее с беспокойством:
– Как по-вашему, миледи, выдержите еще четыре часа?
«А что, разве у меня есть выбор? Тогда я предпочла бы сидеть вот у этой лужи и рыдать, пока нас не схватят».
Она с трудом поднялась с бревна.
– Зависит от того, что нас ждет по истечении этих четырех часов.
– Мой дом. С развозкой почты до него добираться еще часов десять, но если мы поедем прямо туда, то можем уложиться и в четыре. Там по-настоящему тихо. А оставшиеся письма развезу с утра.
Интересно, что значит «прямо туда»? Но Кли прав: чем уединеннее, тем безопаснее. Чем скорее они скроются с чужих глаз, тем лучше.
– Ведите, майор.
Добирались они часов шесть. Где-то на полпути у Ботари захромала лошадь. Сержант спешился и повел ее в поводу. Корделия тоже пошла пешком, чтобы немного согреться. Грегор, задремав, упал с лошади и заплакал, зовя маму, но снова заснул, когда Кли посадил его перед собой. На последнем подъеме Корделия едва не задохнулась. Сердце бешено колотилось, хоть она и цеплялась за стремя, чтобы легче было идти. Обе лошади ползли, как артритные старухи, спотыкаясь на каждой кочке. Только врожденное стадное чувство заставляло их держаться за выносливой пегой лошадкой почтальона.
Внезапно подъем сменился головокружительным спуском с хребта в долину. Лес поредел, перемежаясь с горными лугами. Корделия ощутила окружавшие их огромные пространства: пики гор, черные провалы ущелий, массивы скал, молчаливые, как вечность. Три снежинки растаяли на ее обращенном к небу лице. На краю какой-то рощицы Кли остановился.
– Вот мы и дома, друзья.
Корделия внесла на руках так и не проснувшегося Грегора в крошечную хижину, ощупью нашла постель и уложила ребенка. Когда она укрывала его одеялом, мальчик тихо всхлипнул во сне. Она немного постояла, совершенно ничего не соображая, потом из последних сил, скинув тапочки, забралась под одеяло и прижала к себе Грегора. Ноги у нее были холодные, как у замороженного трупа. Пока она согревала их одну о другую, малыш перестал всхлипывать и задышал ровно и глубоко. Сквозь обволакивающий сон она услышала, как Кли – или Ботари – разжигает огонь в очаге. Бедняга Ботари, он не спит так же давно, как и она. Сейчас он ее подчиненный, и она в ответе за него. Ей следовало бы проследить, чтобы он поел, подлечил ноги, поспал… Следовало бы… Следовало бы…
Внезапно проснувшись, Корделия не сразу поняла, что ее разбудило. Маленький император сидел на постели рядом с ней, растерянно протирая сонные глазенки. Утреннее солнце врывалось в грязное окошко, озаряя закопченные бревенчатые стены хижины. В сложенном из серых камней очаге на углях стоял чайник и котелок, закрытый крышкой. Корделия еще раз напомнила себе, что на этой планете деревянный дом – свидетельство бедности, а не богатства. Вчера они, должно быть, проехали не меньше миллиона деревьев.