– Ты бы мог сделать что-нибудь для этого парня? Пока его сердце бьётся.
Логос наклонился, коснулся губами лба раненого.
– Я попробую. Нить его жизни не порвана. И это удивительно. Но должен предупредить: он очнётся ребёнком. Ребёнком, который ничего не помнит о прошлой жизни.
– Пусть, – прошептал Элий и стиснул зубы.
– Послушай, Элий, ты что, забыл, что этот парень натворил в Пальмире? Его отдадут под суд! – шепнул Квинт.
– Я спасу его. Он не виноват. Сульде виноват. Шидурху виноват. Я, в конце концов. А он – нет. Возвращай его, Вер!
Элий стиснул кулаки. Он вновь был готов драться. За этого юношу – со всем миром. Как прежде сражался за Рим в одиночку с самим богом войны.
Логос посмотрел на старого друга, потом коснулся губ раненого, глубоко вдохнул, будто забирал всю жизнь Всеслава без остатка. Установка «сердце-лёгкие» замерла. Приборы запищали, сообщая, что сердце Всеслава остановилось. На экране вместо синусоид возникла ровная зелёная полоса. Логос выдохнул. Он вдыхал жизнь назад. Но приборы молчали. Все как заворожённые смотрели на ровную зеленую полосу.
– Его душа почему-то не хочет возвращаться, – прошептал Логос.
– Филоромей! – крикнул Элий. Он был уверен, что душа Всеслава его слышит. Он схватил умирающего за руку и рванул, будто утопленника тащил из воды.
Логос отрицательно покачал головой:
– Он уходит. Он сказал: «Так лучше». Оставь его…
Элий отпустил руку Всеслава, и она упала плетью.
И Квинт несколько раз кивнул, утверждая принятое решение.
Они ехали на старой «триреме» по лесной дороге. Мелькали берёзы в прозрачных зелёных нарядах ранней весны. Мелькали тёмные строгие ели. Вовсю цвела Перунова лоза, осыпанная пухлыми зелёными серёжками. Они ехали долго и заплутали. Дорога все понижалась, то и дело колёса машины поднимали фонтан брызг. А потом уже не дорога, а тропка вывела их к болоту и исчезла. Все вышли из машины. Вокруг стеной стоял лес. Перед ними простиралась залитая водой низина с низкорослыми карликовыми деревцами – будто игрушечные столетние сосенки торчали из чёрной воды. Элий прошёлся по краю болотины. Под кальцеями чавкала вода. Сквозь чёрные прошлогодние листья пробивалась молодая трава. Мир жил. Соки в нем так и бурлили. Птицы распевали на разные голоса, перебивая друг друга.
– Значит, здесь, – сказал Элий.
– Прекратите! Это же убийство! – Трион недоуменно переводил взгляд с одного на другого. Он не верил, не мог поверить до конца.
Пленника, уже полностью освобождённого от кокона, Квинт и Логос вытащили из машины и поставили на плоский камень.
Элий вытащил из кобуры «брут» и приставил к виску Триона.
– Богу Термину не приносят кровавых жертв, – сказал Квинт.
– Я приношу его в жертву Танату, – сказал Элий.
– Нет! – прохрипел Трион.
– Почему нет? Ты всегда говорил только «да».
– Нет…
– Ты хочешь жить? – Трион не ответил. – Он хочет жить. Те, другие, тоже хотели.
– Элий, стреляй же скорее! – крикнул Квинт.
Трион зажмурился.
Элий нажал на спусковой крючок, но послышался лишь сухой щелчок.
– Стреляй! – вновь закричал Квинт.
– Не надо, – сказал Логос. – Это ни к чему. Он уже умер. Ты только что убил его, Элий. Дух его умер… А тело… Оно может нам ещё пригодиться.
Подойдя, Логос что-то сказала Элию, какое-то одно слово. Но какое – никто не расслышал. Квинт бы мог различить по губам, но Логос намеренно встал к нему спиной. Элий опустил руку с пистолетом и внимательно посмотрел на Триона. И этот взгляд самому Триону очень не понравился.
– Поехали назад, – сказал Элий. – Казнь откладывается.
Трион не поверил в удачу. Неужели? Он хихикнул. Попытался принять серьёзный вид. Вновь хихикнул. Потом начал хохотать непрерывно. Логос схватил его за шиворот и втолкнул в авто. Трион смеялся и плакал, думая, что он остался жить. На самом деле он уже был мёртв.
Элий ожидал, что посол от Бенита рано или поздно появится. И посол появился. Чернокудрого красавца с чёрной повязкой на глазах ввела в его таблин молодая особа, которая показалась Элию смутно знакомой. Бывший Цезарь когда-то видел её, но где и когда – забыл. А вот посол был Элию хорошо знаком. Знаком, да. Но увидеть его в качестве Бенитова посланца Элий никак не ожидал. Не мог представить. Кого угодно ждал – Аспера, Блеза, Луция Галла – но не бывшего гения Империи.
– Гимп! – прошептал Элий, поднимаясь посланцу навстречу.
– Я, Элий, я. Не сомневайся. Видишь ли, я опять ослеп.
– Ну что ж, ещё один слепец в истории. Гомер. Аппий Клавдий. И теперь – Гимп.
– Но это в принципе не беда. Я тебя прекрасно слышу. И рад, что ты здоров и невредим. Ведь ты невредим?
– Более или менее.
– Ну и хорошо. Ариетта, дружочек, покинь нас. Это разговор не для твоих ушей.
– Я не проболтаюсь.
– О да, ты девочка умная. Но видишь ли, у женщин в языке есть что-то вроде насекомых – они вызывают нестерпимый зуд. И рано или поздно любая женщина проболтается. Так что, будь добра, отправляйся в триклиний, там тебя чем-нибудь угостят. Хотя не надо. Ты и так начала полнеть. Пальцами это особо ощущаешь. – Гимп улыбнулся в пространство.
Ариетта обиженно передёрнула плечами и вышла.
Гимп протянул руку, не зная, куда сесть.
– Стул прямо перед тобой, – сказал Элий.
Гость сел.
– Итак… – Элий, откинулся в кресле, разглядывая бывшего покровителя Империи.
– Итак, – отвечал Гимп. – Я – посол Бенита.
– Да уж, удивил! – вспомнилось о предложении Квинта прикончить его, Элия, для сохранения имиджа. Как видно, не только люди податливы. Гении – тоже.
– Ничего удивительного нет. – Гимп сидел нарочито прямо, подбородок вздёрнут. Его воображаемый взгляд был направлен куда-то поверх головы Элия. У бывшего Цезаря явилось подозрение, что бывший гений видит. – Ведь я гений Империи и думаю только о благе Рима – и больше ни о чем.
– Благо Империи, мечта Империи…
– Я должен поговорить с тобой не о мечтах, а о вполне конкретном деле. Так сказать, заключить союз.
Элий отрицательно покачал головой. И – он был уверен – якобы слепой гений это заметил.
– Что хочет от меня Бенит?
– Помощи, чего же ещё? Он диктатор – ты должен ему помогать. Ты не догадываешься? – Гимп улыбнулся. – Передай мне Триона.