Медик нашел на столе записку:
«Вернусь, как только смогу. Заплати торговцу вестниками. Я взял у него номера в долг. Береги Петицию. Я вернусь и спасу ее. Элий».
Как благородно! Бред сумасшедшего. Он вернется и спасет. И главное — не забыл, что должен пару ассов лоточнику! Кассий в ярости готов был сейчас кого-нибудь загрызть. Он вышел на террасу и сел на ступени. Вечер спускался над Никеей. Нарядная публика высыпала на самую знаменитую в Империи набережную прогуляться вдоль живого пальмового портика.
Ласковое море негромко вздыхало и навевало сладкие сны.
Бенит отказался от обеда. Выпил только чашу разбавленного вина. Его ожидало очень важное дело. За окном было темно. Хронометр в золотом корпусе размеренно отсчитывал секунды. Телефон разрыдался безумными трелями после долгого молчания. Бенит взял трубку.
— Элия привезли, — сказал хриплый, явно измененный голос, и тут же послышались короткие гудки.
Бенит усмехнулся. Он был уже готов. Стоял в таблине, обряженный в белую тогу с пурпурной полосой. На голове — черный парик с прямыми волосами. На ногах сандалии, причем одна подметка толще другой, так что при каждом шаге Бенит хромал вполне правдоподобно. Пурпурные сенаторские носилки ждут у входа. И, завернутый в платок, резец Марции лежит в кошеле на поясе.
Цезарь проспал часа два или три в перистиле. Когда открыл глаза, было совсем темно. Перед ним стоял человек в белой тоге с пурпурной сенаторской полосой. Гость шагнул к ложу, демонстративно хромая.
Элий? Или не он? Цезарю почудилось, что сенатор сделался ниже ростом. Лица нельзя было разглядеть, потому что накинутая на голову пола тоги скрывала его, как капюшон.
— Элий, ты станешь Цезарем! — воскликнул Александр радостно. — Я очень хорошо придумал, ты только послушай… — он захлебнулся словами и умолк.
Гость не отвечал.
О боги, как Александр всегда завидовал Элию. Его внешности, его умению держаться. Его ловкости, когда тот был гладиатором. Потом, когда Элий лежал на арене, а вокруг него, набухая, все расширялся круг красного песка, как он завидовал тогда умирающему гладиатору! Цезарь мечтал о такой смерти — мгновенной, героической, почти ненастоящей. Но Элий не умер. Он оставил арену и занял место в курии. И тогда Александр стал завидовать ему еще больше — он зачитывался речами Элия в сенате, как другие зачитываются библионами Фабии или Макрина. Александр вновь что-то залепетал о своем плане.
Элий молчал.
Цезаря охватила дрожь.
Неужели сенатор пришел его убить?! Александр хотел вскочить с ложа, но ужас обездвижил его. В руке незваного гостя что-то мелькнуло. Не меч — слишком коротко для меча. И не кинжал — массивное лезвие. Человек в сенаторской тоге схватил Цезаря за шиворот, а другой рукой нанес удар. Юноше показалось, будто его разорвало пополам. Цезарь согнулся и повис на руке убийцы. Внутри него что-то булькало и хрипело, как в сломанном механизме.
— На по… — выдохнул он, и изо рта хлынула кровь. Лишь в последний момент он разглядел лицо убийцы. То был не Элий. Бессердечные боги не даровали Цезарю последней радости — умереть от руки мстителя.
Он погибал от руки подонка.
Курций размотал бинты и снял с головы Вера парик:
— Ну и каково находиться в шкуре сенатора? — поинтересовался центурион.
— В чужой шкуре всегда плохо. Долго мы здесь пробудем?
— Ты приманка для волка, о котором я говорил. Так что сидеть тебе здесь, пока волк не появится.
В дома царила гулкая мертвая тишина. Еще совсем недавно здесь жили двое счастливых людей, влюбленных друг в друга. А теперь…
Курций бесцеремонно осматривал спальню сенатора. В отличие от прочих покоев, спальня выглядела аскетично. Лишь фрески на стенах украшали комнату. На столике старинный телефонный аппарат из бронзы и слоновой кости. На узком деревянном ложе Элия не было даже белья, как будто никто не ждал его возвращения.
Вер был уверен — Элию не понравилось бы это вторжение.
— Какое странное совпадение… — прошептал Вер. — Я, ты, Элий, Корнелий Икел… Мы вновь сошлись.
— О чем ты?
— Моя мать и старший брат Элия Тиберий служили в специальной когорте «Нереида» Второго Парфянского легиона. И погибли в один день. А ты, седой комар, остался жив. Ты должен мне и Элию по жизни, запомни это. Курций перестал рыться в шкафу и повернулся к Веру.
— Ах вот оно что… То-то я заметил, что ты дрожишь, едва я скажу
«Нереида»… Но ты обратился не в тот банк, парень. Твой должник — Корнелий Икел. А я был болен и валялся в больнице в Риме. Я знаю одно: наша когорта никогда не принимала участия в боях, в тот момент находилась в Нижней Германии. Я их хорошо помню. Нормальные парни и девчонки, еще ни разу не нюхнувшие пороха.
Почти все патриции, но не слишком этим кичились. Хорошие, честные ребята. Многие — последние в своем роду, но не пытались добиться отсрочки. А об остальном можешь поинтересоваться у Икела. Когда мы его сцапаем. Я тоже с нетерпением жду встречи.
Вер и сам подозревал, что Курций ничего не сможет ему рассказать. Но все равно он был разочарован. Сердце Вера билось как сумасшедшее. «Нереида»… «Нереида»… «Нереида»… — звучало в ушах с каждым ударом.
— Я спущусь вниз… — сказал Вер.
— Только не зажигай свет, — предупредил Курций. — Пусть думают, что добыча легка.
— А ты прекрати рыться в вещах Элия, — посоветовал в свою очередь Вер.
— Ищу что-нибудь, что может натолкнуть на след насильника.
— В спальне Элия? Ты рехнулся! — оскорбился Вер за друга.
— Пятна спермы и пятна крови можно найти в самых неожиданных местах.
И не надо щепетильничать — все равно римские вигилы все здесь перерыли до меня.
И Курций вернулся к своему занятию. У старого вигила был песий нюх, он отыскивал следы там, где их не могло быть априори. И находил. Вот и сейчас на нижней полке в шкафу под стопкой одежды обнаружил старую папку, о которой и сам владелец наверняка позабыл. Ничего ценного в папке не было, кроме нескольких старых фотографий и одной пожелтелой бумаги. Но эта бумага заинтересовала Курция чрезвычайно.
С наступлением темноты выла собака. Заунывно и без перерыва. Пожилой толстый вигил вытер платком взмокший лоб и, тяжело вздохнув, вышел из здания железнодорожной станции. Ночь была тихой и душной, даже фонтан возле святилища Меркурия журчал как будто с неохотою. От жары звезды казались каплями пота, выступившими на коже небосклона. Одна капля-звезда, не удержавшись, покатилась вниз, за ней другая. А собака продолжала выть.
Вигил спустился по истертым мраморным ступеням и направился к полосе кустов, что тянулись вдоль насыпи. Белое пятно электрического света прыгало по кустам лавровых роз, усыпанных красными цветами. Дорожка, мощенная камнем, в темноте казалась ослепительно белой, неземной. Потусторонней.