Император Валгаллы | Страница: 9

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— В чем дело? Вы же мне их сами вручили как своему помощнику.

— Выносить ключи из крепости не допускается. Вернетесь — получите снова.

— Быстро же вы меня разжаловали!

Виктор снял ключи с пояса, повертел связку в. пальцах, помедлил.

— Я их вам верну, даю слово, — сказал Бурлаков.

— Забирайте! — Виктор положил связку на раскрытую ладонь. — Одного не понимаю: зачем вам понадобилось так меня унижать? Или вы даже не заметили, как унизили?

Он повернулся и зашагал к вездеходу.

— Не очень-то вы любезны с нашим генералом, — заметил Каланжо, когда все участники экспедиции уже забрались в вездеход.

— Знаете, почему я не переношу монархов? — Ланьер все еще злился: на той стороне браслет наверняка бы показал недопустимое повышение агрессивности.

— Вопрос риторический?

Виктор усмехнулся:

— Потому что любому монарху подданные должны лизать задницу. И мне, честно говоря, безразлично, хорошая эта жопа или мерзкая, — меня сам процесс бесит.

— Я заметил, — кивнул Каланжо. — Но, знаете, многим нравится.


3


Вокруг крепости за белым кругом располагались зоны мортала. А меж ними тонкой паутиной — хронопостоянные линии. По ним, как по дорогам, можно было ехать без опаски. Одна беда: линии эти менялись. Где вчера было хроноболото — сегодня уже мортал. Зимой с этим нетрудно разобраться: если снег лежит — значит, безопасный участок, если серая земля да гнилая хвоя — мортал. А если палая листва повсюду видна — мортал только-только сдвинулся, выпустил новые щупальца. На карте хронопостоянныс зоны — светло-зеленые. В реальности они были в это время года белыми — завалены снегом. Дороги здешние зимой не чистят. Снегопады в Диком мире похожи на бедствия — полметра за ночь может навалить.

Километров десять вездеход ехал по ровной, засыпанной снегом просеке. Псевдоколеса приподнялись на метр, не меньше, но все равно снежная пыль окутала машину густым облаком. Раф указывал дорогу. Том — вел. Колесили, поворачивали, ехали напрямик через мортал — благо деревья росли редко. Потом вывернул им прямо под колеса накатанный санный путь, а дальше пошли следы колес, попадались и зигзаги, оставленные псевдиками вездеходов.

— Красиво здесь, правда? — вздохнул Димаш. — Просто загляденье. По этому миру с рюкзачком бы походить летом и на лыжах — зимой.

— В принципе, затем большинство и приходит, — отозвался Виктор.

— И еще пострелять, — хмыкнул Каланжо.

— Поиграть, — уточнил Ланьер. — Покричать: «Пиф-паф!» Для большинства это не всерьез. Смерть условная, как и боль.

— Наша жизнь давно утратила серьезность, — заметил Каланжо.

— А вместе с ней и значительность. — Этим утром у Ланьера было мрачное настроение. — Все стоит одинаково — фальшь и искренность, кропотливый труд и легкомысленный успех, потому что цена всему — минута.

— А эта дорога куда ведет? — спросил Димаш, указывая на боковую тропку в снегу.

— Здесь повсюду деревни, — пояснил Раф, — но сейчас в ближайшие поселения соваться нет смысла — до Нового года деревенские ничего не продают. Придерживают, набивают цену. Только если у кого острая нужда в патронах или лекарствах. Но в этом случае они приходят сами, покупают в крепости, что нужно, и тут же уходят.

— Я и не знал, что здесь столько пацифистов, — подивился Виктор.

— Пасики? Нет, — покачал головой Раф. — Обычные люди. Стрелки, ролевики, технари из дорожных бригад, наблюдатели — все оседают в Диком мире. Явятся из-за врат якобы поиграться, побродят по лесам, прикинут, что и как, побросают оружие и устроятся жить. Дома ставят, обзаводятся семьями.

— Жить? Разве можно жить среди войны? — засомневался Виктор.

— Вполне. Война в игровых зонах, а тут — вполне приличное житье. В поселках «милитари», говорят, вообще все классно устроено.

— Им что, в том, нормальном, мире места мало?

— Выходит, что так. Останови! — велел Раф Томасу.

Навстречу ехали груженные бревнами сани. Лошадью правил мальчишка-подросток. По обеим сторонам саней шагали два здоровенных мужика с винтовками.

Виктор выбрался из машины.

— День добрый! Мы из крепости! — крикнул он мужикам. — Продукты есть на продажу?

— А что можете предложить? — отозвался охранник в овчинном тулупе и меховой шапке.

— Патроны. Лекарства.

— Ничего не нужно. Проезжайте.

Виктор пожал плечами, вновь сел в вездеход.

— Видишь того бородатого? — Раф указал на мужика, что не вступал в разговор. — Этого типа отец спас от смерти. Оказалось — жадный до смерти. С ним лучше не торговаться. Он за килограмм картошки десять патронов просил. Я думал, в тот год, когда отец его спас, он скидку сделает. У нас, как назло, было туго с припасами: из-за врат почти ничего не прислали. Ну, мы и поехали торговаться. А этот жадюга ни одного патрона не скинул. Зато за лекарствами приходит в крепость и выпрашивает — бесплатно. Каждый раз канючит: ребеночек помирает. То сыночек, то племянничек, то дочурка занемогла. И никогда не платит. Мы жителей этой деревни «волками» называем.

— Зачем ты привез нас сюда? — пожал плечами Каланжо. — Поглядеть на этого павиана? Таких и по ту сторону врат полно.

— Да ни зачем. Просто мимо ехали. Картошку лучше покупать в долине. Там зона небольшого хроноускорения. Там уже в июле каждая картофелина вот такая. — Раф изобразил руками что-то больше похожее на арбуз. — И староста там нормальный. Прижимистый, но в меру, не борзеет. И потом он в крепости много всяких вещей заказывает: колокольцы серебряные, подсвечники, клепсидры. Механические часы для него в мастерских делают. Счет, разумеется, ведется на патроны. Здесь это валюта. Если в крепости с патронами и припасами туго, он картошку в кредит отпускает. Иногда охрану из крепости просит и хорошо платит, при этом кормит охрану бесплатно.

— А Хьюго там у них свой есть? — спросил Каланжо.

— Ты о чем? — не понял Раф.

— Да я вот думаю, может, мне лучше в этой вашей Картофельной деревне поселиться? Больно мне твой староста понравился.


4


Особенность Дикого мира такова: все, что близко, на самом деле — далеко. Все, что сложно, — проще простого. Самое простое — неразрешимо.

До Картофельной деревни они не доехали.

Время встало. Рядом на сиденье притулился тот мальчишка, с белыми волосами и исхудалым лицом, прозрачный, бестелесный почти, призрак смерти, остановленный пулями черного всадника в мортале.

В отличие от прежних «гостей» этот остался таким, каким был, — до времени постаревшим, с белыми волосами и бровями, с истонченной кожей, сквозь которую просвечивали голубые ниточки вен. Только белую стариковскую бороду стер у призрака мортал.