– В ближайшие три дня никакой опасности. Вражеских войск поблизости нет.
– Хороший пёсик, – сказал Элий. – Это что-то вроде службы разведки?
– Вроде того, – уклончиво отвечал Шидурху-хаган.
Юноша опустил вниз бурдюк на верёвке, тот громко плеснул о воду. Вода. Они пили жадно. Пили и не могли напиться. Корд долго не верил, что пьёт настоящую воду. Думал – он уже в Элизии, и умершие друзья поливают его водой. Потом пришёл в себя и заговорил об авиетке. Ему стало казаться, что её можно починить. Он порывался идти назад. Вдвоём Элий и Шидурху-хаган насилу его остановили.
Напившись, они наполнили фляги. Пёс смотрел на их суету скептически.
– Неужели нельзя быть немного воздержаннее? – спросил пёс. – Подобное проявление эмоций чрезмерно. Что бы вы сказали, если б я стал прыгать в воздух, визжать от радости и лизать каждого в лицо при встрече? Наверное, стали бы орать на меня, или хуже того – отхлестали. Так чего же вы кричите так пронзительно и обливаетесь водой? Вы же люди.
Элий опустился на колени перед собакой. Капли воды, приятно щекоча кожу, стекали по спине и груди.
– Можешь лизнуть меняв лицо, – милостиво разрешил он псу.
– Вот ещё, – ответил тот надменно. – Мне это не доставит никакого удовольствия.
– Ты как будто предсказывал будущее своему хозяину, – небрежно заметил Элий. – И мне тоже можешь предсказать?
– Это несложно. – В ближайшие три дня ты не умрёшь.
– Я не умру и в ближайшие три года, – легкомысленно предположил Элий.
– Ну вот за это я бы не поручился.
– То есть через три года я умру?
– Можешь умереть, а можешь и не умереть.
– А что должно произойти, чтобы я умер? – допытывался Элий.
– Не знаю. Но пока что три дня тебе гарантированы.
– А ты щедрый.
– Не ко всем.
– У меня тоже есть пёс. Но почему-то тот не умеет говорить.
– Просто ты его не понимаешь.
– И как мне его понять?
– Будь ты моложе, я бы посоветовал тебе: научись. Но ты слишком стар, чтобы учиться. Но ты мне нравишься. И я открою тебе одну нашу маленькую собачью тайну: любая самая глупая собака знает о грядущей смерти хозяина за три дня. Ведь все мы родственники Цербера. Поэтому обычные люди держат собак для охраны, а мудрецы – чтобы узнать заранее, что смерть приближается, и успеть приготовиться. Вот я и говорю: три дня у тебя ещё есть – я не чую твоей смерти.
Около колодца они дожидались темноты. Корд заснул. Элий сделал из своей аббы что-то вроде маленького шатра и улёгся в тени. Спиной прислонился к каменному кругу колодца. И вновь чёрная шахта показалась ему входом в другой мир. Однажды Элий спускался в подобную тьму. Пёс положил ему голову на колени.
Шидурху-хаган наблюдал, как пульсирует аура римлянина.
– Ты обещал мне рассказать, как избавить мир от войн, – напомнил Элий.
– Не сейчас. В пустыне нельзя об этом говорить. Дэвы услышат.
– Когда же?
– Скоро.
«Монголы обошли пограничные готские укрепления и неожиданно вторглись в пределы Киевского княжества. Потери пограничных когорт Готского царства уточняются. Визит в Готию Августы пока отложен».
«Акта диурна». 4-й день до Нон апреля [44]
Малёк ожидал, что посланец Летиции будто куда солиднее. А явился какой-то пройдоха. Лицо подвижное, обезьянье, не внушающее доверия, мерзавец – оттиснуто у посланца на лбу. Одет невероятно: зелёная шёлковая туника, абба, расшитая золотом, островерхая шапка унизана драгоценностями (скорее всего, фальшивыми), за поясом – кинжал с золотой рукоятью. Все пальцы в перстнях. Посланец то присюсюкивал, то пришёптывал, и спрашивал каждые пять минут, какой лупанарий самый лучший. Сущий идиот. По первому требованию проходимец выложил сто тысяч сестерциев, но с условием, что они отправятся в лупанарий. Малёк согласился.
Поехали. По дороге передумали. Завернули в первую попавшуюся таверну. Там выпили. Малёк хотел отказаться – партнёр не отпускал. Пришлось удовлетворить просьбу нелепого посланца.
– Римляне стоят очень дорого, – бормотал проходимец. – Безумно дорого. А вот я бы лично не дал за них и асса.
– Это точно, – подтвердил Малёк.
– А сейчас мы идём в лупанарий. Вот только ещё по одной. На ход ноги.
Это был уже третий ход ноги, но посланец забыл об этом. И Малёк тоже.
Они выползли из таверны буквально на карачках, чтобы тут же перебраться в соседнюю. И там тоже принять на ход ноги. Ноги, разумеется, уже не шли.
Римляне совсем не умеют пить.
Очнулся Малёк наполовину зарытым в песок. Солнце стояло в зените. Голова раскалилась. Она горела. Она пылала. Если бы кто-нибудь оказал божественную милость и брызнул водою на лоб торговца живым товаром, вода бы зашипела. Но никто не собирался лить воду Малеку на лоб.
Малёк перевернулся на бок и застонал.
– Кажется, он живой, – сказал кто-то. Малёк решил, что это какой-нибудь дэв. Но потом узнал голос посланца Летиции.
– Квинт?
– Он самый, – отозвался тот. – Хотя поначалу я думал назваться другим именем. Небось плохо тебе?
– Ужасно.
– Мне тоже, – признался Квинт. – А будет ещё хуже.
– Что значит – ещё хуже?
– Когда ты начнёшь умирать от жажды.
– Я уже умираю.
– Так быстро? Ну ты и слабак. Слова Квинта отрезвили Малека. Работорговец поднялся. Протёр глаза и огляделся.
Перед ним простирались дюны. Гребни жёлтого песка поднимались на западе, на востоке, на юге и севере. Вдвоём с Квинтом они сидели в неглубоком песчаном котловане. И вокруг – никого. Лишь небо над головой и в небе две чёрные точки. Птицы, – догадался Малёк, и его затошнило то ли при мысли о птицах, то ли от вчерашней неумеренности и сегодняшней жары.
– Пить, – прохрипел Малёк. – Пить, немедленно!
Квинт развёл руками.
– Ни капли.
Малёк в ярости зарычал и опустился на песок. Даже сквозь одежду песок жёг невыносимо.
– Мы умрём, – простонал работорговец.
– Не так скоро.
– Как мы сюда попали? Нас принёс дэв?
– Нет, всего лишь авиетка. Небось читал про новую машину в вестниках.
Летает, как птица.
– Враньё! – крикнул Малёк, вскакивая. – Там, за горбом, автомагистраль и таверна. Вот увидишь.