— У Камилла сотрясение мозга, — заявил медик, осматривая молодого гвардейца.
— Значит, пока троим, — «уступил» Рутилий.
Квинт вернулся. Вошел, покрытый пылью с головы до ног, и бесцеремонно уселся на кровать Цезаря. Элий после «тренировки» Рутилия не в силах был даже встать, лишь приподнял руку, приветствуя Квинта. Одна щека Цезаря сделалась темно-синей и чудовищно распухла.
— Знатный синячино, — хмыкнул фрументарий. — Но хочу заметить, что будущему императору лучше служить в одном из легионов, а не у вигилов. Легионеры не уважают ни вигилов, ни гладиаторов.
— Если ты заглянешь в контубернию Неофрона, возможно, твое мнение изменится, — отозвался Элий. — Лучше расскажи, что ты нашел в Церцезии.
— Я нашел склад. Но Триона там нет. И не было. Расспросил всех, даже местных собак. Никто не видел Триона. Зато видели человека, похожего на Корнелия Икела. Но и тот исчез месяц назад.
— Корнелий Икел… — прошептал Элий. — Это очень-очень плохо. Население эвакуируют?
— Нет. Они не верят, что варвары придут. Говорят, граница далеко, Церцезию ничего не угрожает. Риму в Месопотамии не верят. Римляне никогда не были здесь желанными гостями, вот в чем дело.
— Но ты им объяснил? Варвары прорвали пограничные укрепления практически без потерь. Первый Месопотамский легион уничтожен.
— У Эрудия еще два легиона.
— На бумаге. Считай, армии у царя больше нет. Квинт пожал плечами:
— Граждане Месопотамии считают иначе.
— Как это — иначе?
— Если есть Неэвклидова геометрия, то и политика может быть не римской.
— Так что же ты сделал?
— Принес жертвы у гробницы Гордиана. Несколько капель вина, немного зерен. Гробницу никто не посещает, она разрушается. Жаль.
— Значит, Триона никогда не было в Нисибисе. Все обман. Мы шли по меткам Триона, а это оказался путь Филиппа Араба. В этот раз Филипп выиграет, Деций проиграет.
— Похоже на то. Что ты собираешься делать?
— Составим отчет о возможности обороны Нисибиса.
— Цезарь, варвары рядом! Кому нужен твой идиотский отчет?! Мы должны удрать отсюда, и чем скорее, тем лучше!
— Да, мы успеем удрать. А горожане? Сам город… И эта стена, которую мы должны построить… — Элий запнулся. Перед глазами вновь мелькнуло видение. Видение из чужих снов, составленное с чужих слов, но при этом способное затмить реальность.
— Они не граждане Рима, — Квинт спешно искал контраргументы, уже зная, что они не помогут.
— Они граждане Содружества. Рим поклялся защищать всех.
— Рим давал много клятв. Ты собираешься все исполнять?
— Сказать правду?
Квинт с тоской посмотрел на Цезаря. Ну вот, сейчас тот огорошит Квинта еще одним безумным откровением. И Квинт придет в восторг от очередного бредового замысла Цезаря. О боги, наверное Квинт тоже спятил, как и его хозяин.
— Летиция видела в пророческих грезах Нисибис сожженным, в руинах. Вряд ли дар позволяет ей прозревать будущее на много дней вперед. Ее пророчество относится к ближайшим месяцам. Я хочу спасти город. Я-та стена, о которой говорят Сивиллины книги.
— Не понял, — буркнул Квинт.
— Все просто. Юний Вер заклеймил для меня желание. Не ведаю какое. Но что-то, позволяющее мне уцелеть в самых страшных пертурбациях. Пули не попадают в меня, пламя не обжигает. Значит — и город не будет стерт с лица земли, пока я здесь.
Квинту показалось, что он ослышался.
— Цезарь, я подозревал, что ты наивен. Но не до такой степени.
— То, что должно произойти, не просто разрушение города. Это начало Мирового пожара. Того, о котором говорил Гераклит Эфесский. Пожар, истребляющий миры. Согласно философии стоицизма миры рождаются и гибнут в огне. Но я хочу, чтобы этот мир пожил подольше. Остаться здесь — единственный шанс предотвратить катастрофу.
— Ты готов рискнуть своей жизнью из-за смутных предсказаний? Элий, тебе говорили, что ты сумасшедший?
— Сотню раз.
— Так я говорю в сто первый!
— Нисибис продержится пару месяцев. Руфин придет нам на помощь. Нисибис не падет. Я знаю. Смертельная тоска охватила Квинта.
— Будем надеяться, что твой расчет верен. Цезарь! Однако я тебе процитирую Горация, хоть это и странно для фрументария:
Даже мудрец глупцом прослывет и правый — неправым, Ежели он в самой добродетели в крайность вдается [67] .
— Это не добродетель. Это просто иной взгляд на вещи.
— Да? Но ты не будешь отрицать, что это добродетельный взгляд?
— Не будем заниматься абстракциями, Квинт. Лучше иди и выспись.
— Хочешь от меня избавиться? Не выйдет! Тебя одного оставлять нельзя. Кто знает, может на тебя придется надеть смирительную рубашку. Лучше меня этого никто не сделает.
— Ты отказываешь мне подчиняться?
— Ты безумен, Элий. Безумие твое благородно, но все равно это безумие. Безумцам не подчиняются. Их оберегают.
«Праздник Либералий отмечается уже не так пышно. Прежде юноша в этот день снимал перед ларарием свою детскую тогу, окаймленную пурпурной полосой, и надевал белую тогу взрослого гражданина. Собирались гости, друзья семьи, юношу торжественно провожали на форум, где его полное имя заносилось в списки трибы. А вечером устраивался торжественный пир. Что же ныне? Никаких церемоний нет. Регистрация происходит в любой день. И в канцелярию трибы юноша приходит порой не в белой тоге, а в двуцветной тунике и брюках в обтяжку. Вместо торжественного пира в лучшем случае попойка с друзьями. А ведь это один из самых важных дней в жизни мужчины: юноша становится римским гражданином. Даже желающих совершить церемонию в храме Марса Мстителя на форуме Августа не так уж много. Надо заметить, что девушки ведут себя более ответственно и на запись в списки трибы являются непременно в белом».
«Акта диурна», 16-й день до Календ апреля (17 марта)
Элий лежал в ванной, вода уже остыла, но вылезать не хотелось. Перед тем как отправиться в бани, Элий послал телеграмму Летиции. Всего три фразы:
«У меня все хорошо. Я в Нисибисе. Береги себя». Элий пытался представить их будущего не рожденного ребенка, но не мог. Он всегда робел перед детьми и чувствовал себя виноватым. Как будто обещал что-то сделать для маленьких граждан Рима, но не сделал. Нет, не надо хитрить перед самим собою — он прекрасно знает, какое желание не сумел заклеймить. Пожелание вечного мира. Простите, малыши, но вам вновь и вновь придется убивать и умирать за Рим.