– Он только что из больницы.
– Да ну… – Кен хихикает. – Как я угадал. Так как, вы говорите, его зовут? Сергий Малугинский? Это, разумеется, не настоящее имя?
– Разумеется, – даже не пытается обдурить проходимца Марк. – Но я вам заплатил, чтобы вы не болтали.
– Он говорит по-русски? Мы летим на Китеж. Там всеобщий в ходу не везде.
– Он говорит. Но события последнего года не помнит совершенно.
– Ранение? – глумливо кривит губы Кен.
– Ранение, – невозмутимо подтверждает Корвин. – И будьте осторожны. Если вы проболтаетесь, то худо придется не только Сергию.
– Я понял, понял… Думаете, если человек летает на таком корыте, то у него нет масла в голове? Ладно, все сделаю, как сказали. Доставлю вашего дружка на Китеж и сдам на руки князю Андрею.
– Вас встретят в космопорте.
Кен пожимает плечами:
– Да если не встретят, я этого князя из-под земли отрою. Кстати, вы знаете, что на Китеже города погружаются в озеро Светлояр и исчезают? Там вроде как свой нуль-портал.
– Все не так, Кен. Я бывал на Китеже.
Кен хохочет:
– Вас не проведешь.
Марк очнулся, бросил недокуренную «трубочку памяти». Вскочил. Глотнул свежего воздуха. Что ж получается? Он не убивал Друза? Выходит, что так. Но почему тогда младший префект исчез? Прошло столько лет, а он так и не появился. На Лации у него остались жена и сын. Сын двадцать лет считал отца погибшим.
Префект Корвин инсценировал смерть Друза. Достаточно было срезать немного плоти с тела, обжечь и бросить среди обломков флайера, чуть в стороне. И, пожалуйста, генетический код совпадает… Марк не фантазировал. Теперь он знал, что именно так «погиб» младший префект Друз, помощник и друг его отца.
Юноша вздохнул полной грудью и улыбнулся. Черт возьми! До чего приятно чувствовать себя невиновным. Но ведь он с самого начала это подозревал.
Да, да… префект Корвин не мог совершить этого убийства.
* * *
На следующий день Марк был усыновлен своим дедом и официально получил имя Марк Валерий Корвин.
Комиссия сената по чистоте патрицианских родов подтвердила патрицианский статус нового Валерия. Отныне род Валериев Корвинов вновь обрел наследника.
Здороваясь с многочисленными гостями на пиру в честь усыновления, Марк вежливо улыбался. Но про себя, глядя на этих людей, солидных, величественных, неспешных в движениях, думал лишь одно: «Если я ошибусь… Проколюсь. Дерну ле карро, а ботва оторвется, – тогда эти ребята сожрут меня живьем».
По возвращении из своей поездки трибун Валерий Флакк был немедленно принят сенатской комиссией, занимавшейся делом наварха Корнелия.
Когда дед сообщил внуку об этом, у Марка перехватило дыхание.
– Ты присутствовал? – спросил юный Корвин.
– Разумеется.
– И… что? Ты знаешь, что было в этих документах?
– Знаю. Заседание длилось три часа, и сенат принял решение уничтожить инфокапсулы с «Дедала».
Марк растерялся. Честно сказать, такого он не ожидал.
– Ты был против?
– Я голосовал «за».
– Но почему? Ведь наварх Корнелий виновен! Виновен! Как ты мог!
– Марк, мы не можем отдать Психею Неронии.
– Наварх опять ускользнет? Да?
– А вот здесь ты ошибаешься. Сенат судил наварха и постановил, что Корнелий отправится патрулировать систему «Деа». Навсегда. Его экипаж будет сменяться. Он – никогда. Официально он приговорен за попытку тебя убить. На самом деле – за уничтожение колонии на Психее. Пожизненное изгнание. Что может быть страшнее для патриция Лация?
Марк усмехнулся:
– Получается, я своей шкурой добился торжества справедливости.
– Мой друг, разве справедливей было бы сделать несколько миллионов людей несчастными и сотни тысяч убить?
– Ненавижу эти интриги! Почему нельзя честно обо всем сказать? Честно и открыто?! Сейчас Лаций гораздо сильнее Неронии. Это разоблачение нам ничем не грозит. Никто не осмелится требовать у нас Психею.
– Времена меняются, мой мальчик. И может наступить время, когда Лаций ослабеет, а Нерония возвысится. Тогда наше желание восстановить справедливость обернется трагедией. Ты – патриций. Ты должен понимать, что к чему.
Доводы сенатора казались убедительными. Однако Марк не желал сдаваться:
– Восемнадцать лет назад Нерония была гораздо сильнее. И сенат намеревался осудить Корнелия даже путем потери планеты. Отцы-сенаторы согласились отдать Психею, но восстановить справедливость.
– Справедливость? Сенат не думал тогда о торжестве закона, поверь. В то время практически все ненавидели Корнелиев за их непомерные амбиции и дерзость. Они пытались взять сенат под контроль, их враги хотели использовать Психею как козырную карту, чтобы уничтожить весь род Корнелиев. Твой отец поступил совершенно правильно, скрыв эти записи.
– Погоди… получается, отец спасал шкуру Корнелия. А наварх его прикончил. Замечательно! – Марк постарался вложить в этот возглас как можно больше сарказма. Но сенатор сделал вид, что ничего не заметил. Он слишком долго заседал в сенате, чтобы его можно было смутить в словесной перепалке.
– Марк, твой отец спасал Психею. Если бы префект Корвин мог отдать в руки юстиции наварха, не рискуя судьбой планеты, он бы сделал это, не задумываясь. Он только отсрочил наказание на восемнадцать лет. А ты довел его дело до конца.
– Восемнадцать лет наварх благоденствовал… – Марк не понимал, как можно простить такое. Память предков здесь ничего не могла ему подсказать. Все праотцы остались в его памяти молодыми, они в свои двадцать и тридцать еще не научились прощать.
– Не так, – поправил его дед. – Все это время над Корнелием висел дамоклов меч. Он не женился и детей не заводил. Потому что сын патриция должен следовать за отцом в изгнание.
– Отец дал ему отсрочку на двадцать лет… – вспомнил Марк.
– Именно! К этому времени ты бы мог получить должность префекта в отделе специальных расследований…
Марк кивнул. Да, только патриций может так презрительно обращаться со временем. Десятилетие считать за год, а себя полагать бессмертным. Почти.
– Что касается смерти твоего отца… – продолжал сенатор. – Думаю, ты пока не готов расследовать это дело. Лишь через год-другой, когда лучше начнешь ориентироваться в прошлом. Это моя просьба. И я прошу ее выполнить. Иначе ты можешь пойти совсем не туда… Обещай мне.
– Что?
– Это не будет первым твоим делом.
– Обещаю, – вздохнул Марк.
В то утро ему опять снилась Психея. Они с Друзом (отцом нынешнего) сидели у костра на какой-то горушке. Перед ними расстилалась черная пустыня. Купидон, солнце Психеи, огромный воспаленный глаз, наполовину скрытый набрякшим веком из лиловых облаков, уходил за горизонт.