– Ого! – восхищенно произнесла Маз, и все остановились при виде картины, открывшейся за поворотом дорожки. Маленький искусственный овражек окружен был невысокими деревьями, и все пространство между ними и берега маленького ручейка усеивали сотни крошечных светящихся древесных лягушек, и все они пели. Причем пели слаженно, безупречно. Аккорд сменялся аккордом, и свечение их маленьких телец усиливалось и ослабевало в унисон пению. Естественная акустика оврага усиливала звучание. На целых три минуты Майлз забыл обо всем, любуясь этой абсурдной красотой, пока деликатное покашливание Форобио не нарушило очарования, и они тронулись дальше.

За пределами купола ночь была теплой, наполненной огнями и шумами столичного города. Только ночь и город, тянущиеся до горизонта и дальше.

– Я потрясен роскошью аутов, но теперь я вижу и масштабы той экономической базы, на которой она держится, – сказал Майлз Бенину.

– Конечно, – кивнул Бенин с легкой улыбкой. – Я полагаю, средний размер налогов на душу населения на Цетаганде вдвое меньше, чем на Барраяре. Как у нас говорят, император заботится о благосостоянии своих подданных как о собственном саде.

Значит, Бенин тоже разделяет цетагандийскую склонность к самодержавию. Верно, на родине у Майлза тема налогов всегда являлась болезненной.

– Боюсь, так, – согласился Майлз. – Нам приходится поддерживать военное равновесие, располагая вчетверо меньшими ресурсами. – Он прикусил язык, чтобы не добавить: «К счастью, это не так уж трудно» – или еще что-нибудь в этом роде.

Впрочем, Бенин прав, подумал Майлз, когда посольский флайер взмыл в небо над столицей. Грандиозный силовой купол внушал благоговение только до тех пор, пока не увидишь окружающий его город, простирающийся на сотни километров во все стороны, и это все не говоря об остальной части планеты, об остальных семи мирах. Райский Сад походил на цветок, но корни его лежали повсюду. Большой Ключ неожиданно обернулся крошечным рычагом, с помощью которого кто-то пытается привести все эти миры в движение.

«Принц Слайк, мне кажется, вы слишком большой оптимист».

Глава 10

– Ты должен помочь мне в этом деле, Айвен, – настойчиво шептал Майлз.

– Правда? – с деланным равнодушием отвечал Айвен.

– Я не знал, что Форобио пошлет его с нами. – Майлз показал подбородком на лорда Форриди, заканчивавшего вполголоса переговариваться с водителем посольской машины, гвардейцем-охранником и еще одним агентом в штатском. Гвардеец был в таком же зеленом мундире, как Майлз с Айвеном, на остальных были обычные цетагандийские костюмы, причем Форриди смотрелся в своем куда естественнее.

– Когда я назначал встречу здесь, – продолжал Майлз, – я думал, что с нами сюда снова поедет Миа Маз, тем более что эта выставка организована Союзом женщин или как тут у них это называется. Тебе не просто придется прикрывать мое отсутствие. Возможно, тебе придется отвлечь их в момент моего ухода.

Охранник в штатском кивнул и куда-то исчез. Внешний периметр охраны; на всякий случай Майлз запомнил его лицо и одежду. Еще и с этим придется справляться. Гвардеец направился ко входу в зал… нет, залом это никак не назовешь. Когда Майлзу в первый раз описали сегодняшнее мероприятие, он представил себе огромное прямоугольное сооружение вроде Сельскохозяйственной выставки в Хассадере. На деле зал Лунного Сада оказался еще одним силовым куполом, уменьшенным подобием Райского Сада. Уменьшенным, но не маленьким: в диаметре он достигал трехсот метров. Через главный вход одна за другой тянулись группы богато одетых гемов – мужчин и женщин.

– Как, черт возьми, мне это делать? Форриди не из тех, кого легко отвлечь.

– Ну, скажем, объяснишь ему, что я отстал с какой-нибудь леди на предмет… с аморальными целями. В конце концов ты то и дело шляешься по местным аморальным леди, так почему мне нельзя? – Майлз язвительно улыбнулся, глядя на округлившиеся глаза Айвена. – Познакомь его с дюжиной своих подружек, ни за что не поверю, что мы здесь на них не наткнемся. Скажи им, что Форриди – тот человек, который научил тебя барраярскому искусству любви.

– Мы с ним разного склада, – процедил Айвен сквозь зубы.

– Вот и прояви инициативу!

– Я не проявляю инициативы. Я выполняю приказы. Так оно гораздо безопаснее.

– Отлично. Я тебе и приказываю: прояви инициативу.

Айвен пробормотал крепкое словцо.

– Ох, чует мое сердце, я еще пожалею об этом.

– Потерпи немного. Все закончится через несколько часов. – «Так или иначе закончится».

– Позавчера ты тоже говорил так. Как выяснилось, врал.

– Это не моя вина. Просто все оказалось немного сложнее, чем я ожидал.

– Помнишь тот раз в Форкосиган-Сюрло, когда мы нашли партизанский склад с оружием и ты уговорил нас с Элен помочь тебе раскочегарить старый аэротанк? И как мы въехали на нем в сарай? Мать держала меня потом под домашним арестом месяца два, не меньше.

– Нам тогда было по десять лет, Айвен!

– Я помню это так, словно все было вчера. Ну, позавчера.

– К тому же сарай так и так готов был развалиться. Мы только сэкономили на сносе. Черт, Айвен, да пойми ты: сейчас это серьезно! Не сравнивай это с… – Майлз осекся, поскольку Форриди распустил своих людей и, улыбаясь, повернулся к своим молодым подопечным.

Чего Майлз совсем не ожидал увидеть под куполом, так это огромной надписи, пусть выполненной из цветов, – она покрывала почти весь заключенный под силовым куполом склон холма, превращая его в замысловатый лабиринт. «149-я ежегодная выставка биоэстетики, класс А. Посвящается памяти Леди-Небожительницы».

– Аут-женщины тоже состязаются здесь? – поинтересовался Майлз у Форриди. – Мне казалось, это было бы вполне в их стиле.

– Если бы так было, никто не смог бы составить им конкуренции, – ответил тот. – У них своя ежегодная выставка, в Райском Саду, но до окончания официального траура она закрыта.

– Значит… эти гем-леди только имитируют своих аут-родственниц?

– Скорее, пытаются. В общем, вы правильно поняли правила этой игры.

Экспонаты гем-леди выставлялись не аккуратными рядами; каждый занимал угол или изгиб дорожки. Майлз представил себе, какая закулисная борьба идет за выигрышное место для экспоната и что в смысле статуса дает выигрыш в этой борьбе. Впрочем, до смертоубийства эта борьба доходит вряд ли. Скорее, все ограничивается моральным уничтожением, подумал он, уловив обрывки разговоров зрителей из гемов.

Первым на глаза ему попался огромный аквариум. Рыбки в нем отличалась окраской, в точности воспроизводящей раскраску одного из гем-кланов: светло-голубую, желтую, черную и белую. Рыбки кружились в веселом хороводе. Все это было бы не так оригинально, когда бы автором этого произведения не оказалась топтавшаяся рядом девчушка лет двенадцати. Она со своим экспонатом служила как бы талисманом для более серьезных изделий старших леди ее клана. «Дайте мне еще лет шесть, и вы еще увидите!» – как бы говорила ее улыбка.