Спохватившись, что сказала больше, чем следовало, миссис Барнет взялась за поднос со словами:
— Не надо было мне болтать. Это пустые домыслы, и прошу вас, не принимайте их всерьез. Я хозяйка единственной гостиницы в городе, и моя репутация должна быть вне подозрений.
— Не вижу причин кому-то сообщать о нашей беседе. Вы просто помогли мне составить портрет мисс Коннот, и это все.
Миссис Барнет улыбнулась:
— Да, вы настоящий полицейский. Внимательно слушали, и не успела я опомниться, как начала вам рассказывать, о чем и не хотела. А может быть, соскучилась по моей лучшей подруге Эмили, которая переехала с дочерью в Девон.
Он открыл ей дверь на кухню и пожелал спокойной ночи.
Продолжая размышлять о своем разговоре с Присциллой Коннот, Ратлидж вышел из гостиницы и вдохнул вечерний воздух. С моря задувал холодный ветер. Поежившись, он направился в сторону паба «Пеликан», прошел по Уотер-стрит до пересечения с главной дорогой и остановился, глядя на церковь Святой Троицы. Ее прекрасные пропорции были отчетливо видны на фоне вечернего неба. С южной стороны от церкви темнела полоска леса. Тот, кто строил церковь, разбирался не только в архитектуре, но выбрал очень подходящее место для своего творения. Обычно на самом высоком месте строились замки, а здесь возвели церковь. Она была построена уже после самого тяжелого периода в войне Роз, поэтому в архитектуре не было оборонительных элементов, только элегантность — в удлиненных окнах на хорах, в высокой башне колокольни, округлой сигнальной башне.
Привыкнув к сумраку, глаза Ратлиджа разглядели одинокую фигуру человека с опущенной головой, неподвижно застывшего на церковном кладбище среди надгробий. Вдруг человек поднял голову, глядя вверх, на небо. Неутешный в своем горе или просто одинокий, которому некуда пойти.
«Как ты?» — мягко напомнил Хэмиш.
Ратлидж вновь двинулся по главной дороге, прошел мимо темных окон доктора Стивенсона, ярко освещенных окон полицейского участка, миновал офис, похожий на адвокатскую контору, на углу Уотер-стрит и дороги на Ханстентон.
Он все время думал о том, что образ отца Джеймса претерпел изменения в его представлении после разговора с Присциллой Коннот. Ее слова были неожиданными, ведь всего полчаса назад он верил, что весь город разделяет скорбь, что все любили его и доверяли ему, что он для них был не только священником, но добрым и отзывчивым человеком.
«Просто не принято плохо говорить о мертвых, — заметил Хэмиш. — Обычное дело».
Исторический пример — Марк Антоний, который слукавил, произнеся клятву над трупом окровавленного Цезаря. А мисс Коннот сняла ореол святости с отца Джеймса, и теперь он предстал обычным человеком.
Может быть, зная, что потерпел поражение однажды, стараясь исправить свой провал, он стал лучше исполнять свой священнический долг. Впрочем, трудно судить, пока не известно, как и в чем он обманул эту женщину. Обманул лично, вместо брака с ней предпочел церковный сан, или как пастырь дал ей совет исполнить долг без сострадания.
Несмотря на ее необыкновенную взвинченность, Ратлидж почему-то склонен был верить, что она не убивала отца Джеймса. Наоборот, преследование приносило ей больше удовлетворения, чем принесло бы убийство, которое лишило смысла ее жизнь. Миссис Барнет описала ее как холодную и рассудительную, а на самом деле она была помешанной на ненависти.
«Возможно, отец Джеймс не реагировал на нее, и тогда ей ничего не оставалось, как его убить», — сказал Хэмиш.
Спустившись к берегу, Ратлидж увидел над головой темную опрокинутую чашу неба, усыпанного звездами, переливавшимися волшебным блеском. Он постоял немного, вслушиваясь в далекий плеск волн. По протоке уже пролегла серебристая дорожка, хотя всходившая луна была вне поля зрения.
Вдруг по спине пробежал холодок, как предупреждение, что он здесь не один, и, взглянув направо, он увидел шагах в двадцати женщину, тоже смотревшую вдаль, на море. Кажется, она его не замечала, запахнувшись в пальто и придерживая воротник, спасаясь от пронизывающего ветра. Ратлидж стоял неподвижно, не желая вспугнуть свою соседку. Она вдруг что-то произнесла, но слова отнесло ветром. Решив, что они были обращены к нему, он сказал:
— Прекрасная ночь.
Женщина удивленно взглянула в его сторону:
— Простите. У меня ужасная привычка разговаривать с собой.
Он приблизился, остановившись от нее шагах в десяти. Кажется, это та самая дама, которая тоже живет в гостинице. И это ее он видел в первый день на церковном дворе, вот почему очертания ее фигуры показались ему знакомыми.
— Боюсь, я тоже в этом грешен, — признался он и добавил в продолжение, чтобы завязать разговор, как часто бывает при встрече со случайным собеседником:
— Я несколько лет не был в Восточной Англии и никогда не был в Остерли. Здесь другой мир в сравнении с Лондоном.
— Да.
Он подумал, что такой краткий ответ можно расценить как нежелание дальше продолжать разговор.
Но женщина вдруг сказала:
— Я была здесь, но очень давно. В эту поездку я планировала отправиться дальше, в направлении Кли, но красота болот завораживает, и я задержалась. Они так красивы в окрестностях Остерли.
Она сказала очень давно, и ему показалось, что имеется в виду измерение не во времени, а в памяти. Что она думает о ком-то, но не желает говорить о нем с незнакомым человеком. Вдова войны?
Хэмиш сказал: «Вот ты не хотел меня слушать о Фионе…»
Фиона любила Хэмиша до войны и все еще любит, она была частью Шотландии, и Ратлидж не хотел думать о ней.
Но Хэмиш ее назвал, и это разрушило перемирие между ними.
В темной полосе воды возник водоворот, на поверхность, играя, выскочила маленькая рыба. Женщина задумчиво произнесла, глядя на воду:
— Почему-то это напомнило мне строчки, которые я когда-то прочла:
Я знаю ручей,
Где ивы обмакнули длинные пальцы в воду.
Чудным летним днем
Туда прилетают пить птицы,
И одинокий лис дремлет в пятнистой тени.
Ратлидж мысленно закончил стихотворение «Мой брат», которое написал Мэннинг. Он знал его наизусть. Странно, но он понял смысл, который она вложила в эти строчки. Что эта одинокая струя глубокой воды среди заболоченной поверхности заблудилась и попала сюда случайно, и теперь ей небезопасно, и нет уверенности, что она найдет дорогу обратно. Так и сама эта женщина отдалилась от прежней благополучной жизни, которой жила, и у нее нет никакой уверенности, что она снова обретет ее.
На это он не мог дать ответ. Он тоже ни в чем не был уверен. Разве что в присутствии Хэмиша, который постоянно рядом, молчит только во время сна и не желает оставлять его в покое.