Хэмиша, для которого цветные витражи церкви и картины были почти предметами идолопоклонства, больше заинтересовала замечательная резьба деревянного карниза наверху. Ратлидж прошел мимо рядов скамей, их спинки и подлокотники тоже были украшены резным орнаментом, а вместо ручек были головы диковинных птиц и животных.
Потом он решил взглянуть поближе на витражи и поднялся на хоры. И сразу чуть не налетел на чье-то колено и увидел руку с углем.
Женщина, с которой он вел короткий разговор накануне ночью, сидела на подушечке на полу и делала зарисовки углем. Она срисовывала странные изображения со спинок сидений, на которые могли скорее опереться пятой точкой, чем сесть, монахи.
Она, вздрогнув от неожиданности, подняла на Ратлиджа глаза.
— Простите, — извинился он.
Хэмиш вспомнил замечание лорда Седжвика: «Религиозная женщина».
— Я вас не толкнул?
— О нет, не беспокойтесь. Это моя ошибка, я расселась со своими принадлежностями прямо на дороге.
Он взглянул на рисунок — трагически искаженное лицо монахини с приоткрытым ртом и неровными зубами.
— Прекрасно выполнено.
Она сказала оборонительно:
— Это мое хобби.
Он обвел рукой вокруг:
— Красивая церковь, вы согласны?
— О да. У меня есть знакомый, он пишет книги о старинных церквях Восточной Англии, и он рассказал мне о ней.
— Я не хотел вас потревожить. Поднялся сюда, чтобы поближе взглянуть на витражи. — Ратлидж отошел и стал рассматривать изображения фигур и цветов.
К его удивлению, она спросила:
— Вы полицейский из Лондона, верно?
— Да, — не оборачиваясь, ответил он.
— Тогда, возможно, вы ответите мне на вопрос — это правда, что поймали человека, убившего отца Джеймса?
Ратлидж медленно обернулся:
— Вы знали его? Отца Джеймса?
— Немного. Он интересовался моей работой и знал много интересного о церковной архитектуре. Он уделял мне много времени, и я ценила это.
Ее поднятое вверх лицо было очень привлекательным, с умным взглядом серьезных серых глаз и решительным ртом над красиво очерченным подбородком.
Платье на ней было темно-зеленого цвета, который очень ей шел, покрой не носил трагического оттенка, в отличие от костюма Присциллы Коннот.
— Мы пока не знаем, что человек, которого задержали, убил священника. Прежде чем это утверждать, надо проделать много работы — выяснить все его передвижения и действия в тот день и за недели между базаром и днем убийства. Но инспектор Блевинс надеется разобраться с этим быстро.
Она кивнула, как будто удовлетворившись ответом.
Но что-то в ее голосе и в том, как она ждала ответа, пробудило дремавшую интуицию, на которую Ратлидж часто полагался. В ее вопросе было спрятано больше желания узнать, чем она хотела показать. К тому же Присцилла Коннот не шла у него из головы. Он спросил:
— Вы были на ярмарке во время осеннего праздника урожая?
— Нет, я была в Фелбридже, обедала с друзьями.
Ратлидж подошел с другой стороны:
— А в тот день, когда был убит отец Джеймс, вы с ним не встречались?
— Нет…
— Что-то вас тревожит в его смерти?
Он ждал ответа, пристально глядя ей в глаза, и она, чувствуя неловкость, неохотно объяснила:
— У меня нет опыта в таких делах, просто какое-то шестое чувство. Игра воображения. Отец Джеймс задал мне вопрос в тот вечер, когда мы с ним последний раз обедали вместе. Несколько дней он не шел у меня из головы, и, когда… он умер, я стала думать, насколько вопрос был важен для него. Но если вы уже нашли и арестовали убийцу, значит, я ошибалась и мои страхи не имеют под собой почвы.
— Трудно сказать, — осторожно продолжал Ратлидж. — Вдруг это все-таки может помочь делу? Вы рассказали инспектору Блевинсу?
Она сдвинула брови.
— Нет. Я решила, что не надо никому говорить. Ведь инспектор Блевинс уверен, что причиной стала банальная кража. А не античная история.
— Может быть, вы расскажете мне? Меня зовут Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда и спрашиваю не из праздного любопытства. То, что вы мне скажете, останется между нами, во всяком случае до тех пор, пока не понадобится для следствия.
Женщина снова взяла уголь и начала наносить морщины на лицо монахини. Сходство с оригиналом было поразительным.
— Не знаю, как сказать… Дело в том, что отец Джеймс был настолько добр ко мне, что хотелось как-то отплатить ему за внимание и обязательно ответить на его вопрос, который был так важен для него. Так вот, он хотел знать о событии, которое произошло довольно давно, несколько лет назад, и я бы и не вспомнила о нем, если бы он не спросил.
— Это касалось кого-то лично?
— Пожалуй. Ему могло показаться, что тема будет болезненна для меня, и он старался быть деликатным. Я попыталась ответить на его вопрос и не смогла. Что стало разочарованием для него и расстроило меня. Но вопрос не имел никакого отношения к Остерли. Клянусь.
Она склонила голову над работой. Глядя на ее стройную шею и скрывавшую лицо волну темных волос, Ратлидж подумал, что сейчас неподходящее время и место, чтобы на нее давить. Придется прекратить расспросы.
— Если передумаете, вспомните что-нибудь, дайте знать через миссис Барнет.
— О, разумеется, — вежливо ответила женщина, чем подтвердила его уверенность, что она не станет ничего подобного делать.
Он сосчитал до десяти, но, поскольку она так и не подняла головы, спустился вниз.
Хэмиш подзуживал: «Неужели ты так и оставишь все как есть?»
Но Ратлидж уже шагал к выходу. Миссис Барнет расскажет ему об этой женщине. Или он попросит сержанта Гибсона в Ярде узнать о ее прошлом, а заодно и о том, что ее интересует в Остерли и Восточной Англии.
Он давно из опыта работы в полиции знал, что если люди не хотят откровенничать с полицией, то их не заставишь. Но он должен выяснить, что хотел узнать отец Джеймс у женщины, которая сейчас осталась в церкви.
Небольшая провинциальная контора «Гиффорд и сын. Адвокаты» существовала здесь с давних времен, судя по медной табличке у двери, где буквы гравировки давно стерлись от воздействия ветра и влаги.
Ратлидж заметил эту контору еще накануне вечером, гуляя по городу, и сейчас решил в нее зайти.
Два события в жизни отца Джеймса перед тем, как он был убит, были особенно заметными — ярмарка, где присутствовал со своим представлением Уолш, и посещение умирающего Бейкера, который не являлся католиком. Трудно было предположить, что исповедь умирающего вызвала появление человека, не желавшего, чтобы отец Джеймс открыл тайну, и убившего его.