— Боже, да зачем мне их хранить? Там ничего не было, во всяком случае, за них не выручишь того, что она осталась мне должна. А комнату нужно было освободить, чтобы сдать.
Она бросила вдоль улицы подозрительный взгляд и отступила назад.
— Входите, пока мне не пришлось объяснять всей округе, почему ко мне снова явилась полиция.
Они вошли за ней в затхлую прихожую без окон, откуда истертые ступени узкой лестницы вели наверх. Рассеянный свет из застекленной двери скудно проникал с улицы. На стойке горела маленькая лампа, так тускло, что свет от нее попадал в виде круга лишь на потолок. Миссис Роллингс открыла дверь слева и ввела их в гостиную. Комната оказалась довольно уютной, хотя с очень обветшалой обстановкой. На каминной полке стояли фарфоровые фигурки, включая застенчивую пастушку, из-за спины которой выглядывал со сладострастной ухмылкой сатир. На другой стене висели афиши театральных постановок — одна с Сарой Бернар из «Гамлета» и вторая — какой-то мелодрамы двадцатилетней давности. На напудренных щеках хозяйки румяна напоминали два лихорадочных пятнышка, волосы были крашеными, на пухлых пальцах сверкала дешевая бижутерия, одно кольцо было с таким громадным камнем, что внутри вполне мог содержаться яд. Наверное, кольца были реквизитом из итальянской комедии.
Миссис Роллингс предложила им сесть на набитый конским волосом жесткий диван, и оба полицейских уселись рядышком. От дивана пахло пылью и собакой. Сама она села в приличного вида кресло-качалку, покрытую хотя и вытертым, но красивым пледом, рядом стоял столик с коллекцией раковин и всяких кувшинчиков с надписями прибрежных курортов и городов. Подарки гостей?
Хэмиш, приверженец строгой веры, был так подавлен столь безбожной атмосферой, что тут же безапелляционно заявил: «Она тебе ничего не скажет. Ложь в ее натуре».
«Посмотрим», — ответил ему Ратлидж, а вслух сказал:
— Вам нравилась мисс Кеннет?
— При чем тут это? — Миссис Роллингс воззрилась на него с искренним удивлением. — Пока мои постояльцы платят мне в срок, они мне все нравятся.
— Она была умной девушкой?
— Она была хорошенькой. И думала, что это ей поможет сделать карьеру. Но все кончилось рекой. — Она наклонилась вперед, в глазах загорелся огонек подозрительности. — Так что там с ее вещами?
— Не было ли среди них старых мужских ботинок с рваной подошвой и стоптанным каблуком?
Брови миссис Роллингс взлетели до границы крашеных волос на лбу.
— Мужских ботинок?
— Да. Нам надо знать, имела ли она такие ботинки в своем гардеробе, — сказал Ратлидж и добавил, чтобы вывести ее из ступора: — Может быть, остались от какой-нибудь роли.
Сержант Уилкерсон в это время молча и тщательно оглядывал комнату, как будто хотел что-то обнаружить за обоями.
— Ну, ничего такого не было. Она была не из тех актрисочек, что играют в фарсах. У нее для этого не было таланта. Все, что могла, — стоять перед балаганом, выглядеть красиво и уговаривать посетителей ярмарки туда заглянуть. Она была очень хорошенькой в зеленом платье. Вы могли принять ее за леди. Пока она не открывала рот.
Уилкерсон уточнил:
— Так вы заверяете, что среди ее вещей не было старых башмаков?
— Я не видела их там, хотя я все просмотрела.
— А не мог кто-то другой, до вас, их просмотреть? — настаивал сержант.
— В моем доме не воруют!
— Нет, разумеется, — примирительно сказал Ратлидж, — но, если вы все-таки обнаружите ботинки, такие, как мы вам описали, может быть даже в самом неожиданном месте, вы уведомите сержанта Уилкерсона?
— А полагается награда за то, что вы просите? — алчно спросила миссис Роллингс.
— Нет. Но это в государственных интересах.
Выражение ее лица ясно сказало, что она думает об этих интересах.
Хэмиш был прав. Ратлидж встал, и сержант за ним.
— Вы очень помогли, миссис Роллингс. Спасибо, что уделили нам время.
Она все еще смотрела подозрительно, как будто не верила, что их интересовали действительно какие-то старые башмаки.
— И вы ничего больше не хотите знать о ее вещах?
— Только если они были украдены, — ответил Уилкерсон.
Это заткнуло рот миссис Роллингс. Потому что все, что было более-менее стоящего, уже было продано в лавку подержанных вещей, и вопросов там не задавали.
Она проводила их с недовольным видом и сразу захлопнула дверь.
Сержант Уилкерсон засмеялся:
— Она, конечно, старая карга, но таких здесь много. — Он указал на дома вокруг, одинаково старые, с облупившейся краской, пятнами штукатурки и дырявыми крышами. — Но они тоже нужны. Многие девушки приезжают в Лондон в надежде на красивую судьбу и находят пристанище здесь, по крайней мере, они не вынуждены продавать себя. Да и война сделала жизнь тяжелее, таким, как эта хозяйка, трудно приходится, но они как-то выживают. Такие всегда живучи. И эта Айрис Кеннет тоже искала свой шанс.
— Но закончила в реке.
Ратлидж сравнил эту лондонскую улицу с улицами в Остерли, где хотя исчезли черты зажиточности, но остался дух внешней благопристойности.
— Ну что ж, — сказал сержант, когда они повернули к автомобилю Ратлиджа, — много не выяснили, но кто знает, как оно все обернется.
Эпитафия полицейской работе.
— Да, — ответил инспектор. — Я много бы отдал, чтобы знать, толкнули ее в воду или она отчаялась так, что бросилась туда сама.
— Думаете, этот Уолш хотел от нее избавиться?
— Возможно. Если она помогала ограбить дом священника. Или работала на кого-то еще, и у него были причины ее убрать более веские, чем у Уолша. Такие, как Айрис Кеннет, редко доживают до старости.
Хотя миссис Роллингс выжила. Но это зависело, по мнению Ратлиджа, от того, умна женщина или проста и наивна. Сможет за себя постоять или является потенциальной жертвой.
Он сказал сержанту:
— Я собираюсь обратно в Норфолк. Оповестите старшего суперинтендента, а если появится новая информация о Айрис Кеннет, дайте мне знать.
— Постараюсь все выполнить, сэр, — пообещал сержант и вздохнул: — Мне никогда бы не пришло в голову утопиться. Нашел бы способ закончить быстрее.
— Мой первый инспектор говорил, что женщины предпочитают этот способ как безболезненный и еще потому, что не будет изуродовано лицо. Но когда я увидел свою первую утопленницу, то понял, что они ошибаются. Мы так и не смогли тогда опознать ее, и никто не смог, — сказал Ратлидж.
Он отправился домой, проспал два часа и снова выехал на север. Добравшись до Колчестера, остановился в «Розе» и проспал до заката. Ужинать поехал в Остерли. Мышцы груди болели, и желудок ныл от казенной еды. Приехав в гостиницу, он умылся и отправился в «Пеликан».