«Не хотел лгать, как доктору», — заметил Хэмиш, и Ратлидж с ним мысленно согласился.
Он снова обратился к угольщику:
— Вы кому-то говорили о том одолжении, что ваша дочь сделала для отца Джеймса?
От такого предположения тот даже покраснел.
— Нет, сэр!
— Но это было бы естественно. Вы могли этим гордиться.
— Я по своей работе хожу во многие дома, сэр, — угольщик говорил с чувством достоинства и даже скрытого возмущения, — но никогда не ношу сплетни о ком-то. Спросите миссис Уайнер, слышала она от меня хоть одну сплетню?
Миссис Уайнер покачала головой:
— Никогда.
Ратлидж собрал вырезки и положил обратно в папку.
— Благодарю вас, миссис Уайнер. Получите их через неделю. У меня не осталось времени на чай. Вы меня простите?
Она, видимо, все еще мыслями была далеко, думая о вырезках, и сказала с сомнением в голосе:
— Если они как-то могут помочь, сэр…
Ратлидж провел следующий час у себя в номере, разглядывая пожелтевшие вырезки. Все они были помечены одинаковым неуверенным почерком — название газеты и дата.
Писала дочь угольщика? Но были и другие пометки. Уже другой рукой. Отца Джеймса? В частности, список всех пассажиров. В нем были выделены сначала фамилии, помеченные буквой С — спасенные, потом буквой Н — неопознанные погибшие и И — уже известные. Это был скорбный список. Из тех, кого не обнаружили, были названы лишь некоторые имена — людей знаменитых или богатых, а также политиков. Тех же, кто нашел могилу в море и кого никто не искал, были сотни. Потому что они утонули все вместе, всей семьей.
И это было ужасно, хотя, если подумать, еще ужаснее выжить и остаться одному с воспоминаниями.
Ратлидж подошел к окну посмотреть на простиравшиеся далеко болота. По набережной, опустив плечи и повесив голову, брел Питер Гендерсон. Ратлидж подумал, что у этого человека нет дома, ему некуда пойти. Потом вспомнил, что от него отреклась семья. Но где он жил раньше?
Потом мысли вернулись к трагедии «Титаника», и его снова охватила тоска. Сколько погибших, а ведь считалось, что корабль непотопляем и тот айсберг, с которым столкнулся «Титаник» в ту холодную ночь в Северной Атлантике, был полной неожиданностью в той части океана, где по тому же курсу и в то же время проходили другие корабли без всяких проблем. Кто выбирает, кому жить и кому умереть? Это беспокоило священника? Что сотни людей были обречены замерзнуть и утонуть в ледяной воде, оставленные всесильным Богом? Погибли 1513 человек, таковы официальные сведения.
Или было для него что-то гораздо более конкретное и личное, чем размышления о Боге?
Ратлидж вернулся к работе, потирая грудь и плечи, разминая мышцы. И в конце концов нашел то, что не ожидал увидеть.
Имя — Марианна Трент.
В заметке писали, что ее втащили в одну из спасательных шлюпок без сознания, с разбитой головой. Были также раздроблены ребра и сломана нога. Возможно, она попала под удар другой лодки. Последовала статья в газете, но вскоре, поскольку ее имя не было известным, к ней потеряли интерес, и голодная до сенсаций стая журналистов кинулась на новую жертву.
Она какое-то время оставалась в госпитале в Ирландии, потом было еще маленькое сообщение, что она вернулась в Англию. Хотя нога была по-прежнему в гипсе, доктора ей разрешили переехать. В заключительном абзаце сообщалось, что состояние мисс Трент удовлетворительное, но она ничего не помнит о трагедии, память отказывается возвращаться, но ей снится часто по ночам, как она падает в холодную черную воду.
Насколько хорошо был знаком отец Джеймс с этой женщиной до того, как она появилась в Остерли? «Титаник» утонул в апреле 1912-го.
Ратлидж в конце концов решил искать правду не у инспектора Блевинса, а навестить викария.
Мистер Симс сидел у себя за рабочим столом и готовился к воскресной проповеди. Он обрадовался появлению Ратлиджа, как узник, которого пришли освободить.
— Вы думаете, что на меня нисходит божественное озарение и слова льются из меня, как из святого источника, только потому, что я служитель церкви? А я иногда агонизирую часами, чтобы найти слова для проповеди, и не всегда нахожу. — Он выглядел усталым, как будто сутки не спал, под глазами виднелись темные круги.
— Как подвигается ремонт? — Ратлидж чувствовал запах непросохшей краски.
— С гораздо большим успехом, чем работа над проповедью. Только кажется, я зря торопился — моя сестра сомневается, что надо менять школу посреди года. А дети не хотят уезжать от своих товарищей. Да и ее друзья тоже говорят, что она не будет здесь счастлива. Мне и для нее надо подобрать нужные слова, чтобы уговорить, — со вздохом сказал викарий.
Когда они сели в гостиной, с ее суровой викторианской обстановкой, Хэмиш недовольно заметил: «Плохое место для откровений».
Ратлидж вынужден был согласиться. Особенное впечатление производил камин, украшенный горгульями и агонизирующими кариатидами, которые поддерживали карниз. Их мускулистые тела и страдальчески искривленные рты были на редкость правдоподобны.
Симс, поймав взгляд инспектора, улыбнулся:
— Я нахожу эту обстановку весьма полезной, когда обсуждаю поведение некоторых малолетних шалунов в церкви во время службы, они не сводят глаз с этих чудовищ, и мои слова до них лучше доходят.
— Я бы предпочитал, работая, сидеть к ним спиной, — сказал с усмешкой Ратлидж, — исключением могли быть только темы Страшного Суда.
Симс рассмеялся:
— Мне и в голову такое не приходило. Эта комната служила рабочим кабинетом прежнего викария, и я просто последовал его привычкам.
— А может быть, надо было подыскать более веселое место? Здесь столько комнат, гораздо менее угрюмых.
Симс кивнул:
— Есть у меня небольшой кабинет, очень славный. Теперь расскажите, что привело вас ко мне? Есть новости о том человеке, которого арестовал Блевинс?
— Полиция все еще ведет расследование. — Ратлидж помолчал. — Вы были там, когда отец Джеймс покидал дом Герберта Бейкера?
— Да. Он спустился от больного, вошел в гостиную, и ему предложили чаю, и, хотя он очень устал, он все-таки присел и постарался, как мог, утешить семью и разрешить их недоумение, почему Бейкер послал за католическим священником.
— Он ничего не держал в руках, что мог дать ему Бейкер, ни конверта, ни документа, ни… — Ратлидж оставил фразу незаконченной.
— Нет. У него с собой была сумка с облатками и вином для причастия. Если Бейкер ему что-то и дал, этот предмет был очень маленьким, чтобы туда поместиться. Или в карман. Почему вы спросили? У семьи что-то пропало? Я не могу поверить…
— Ничего не пропало, — быстро ответил Ратлидж. — Просто у меня возникла мысль, не дал ли ему Бейкер письмо, чтобы он отправил его по почте? Это было бы объяснением его последнего желания. — Он пожал плечами, как будто подчеркнув, что вопрос не важен. — Отнесите это просто к любопытству и изощренности полицейского ума. Нет, меня привело к вам это.