Навстречу ему спешила миссис Барнет:
— Звонят из Скотленд-Ярда, инспектор. Говорят, срочно.
Поблагодарив хозяйку гостиницы, он прошел за стойку в ее крошечный офис и взял трубку:
— Ратлидж слушает.
Голос сержанта Уилкерсона походил на рев пароходной сирены в тумане:
— Это вы, сэр? У меня плохие новости. Или хорошие, как взглянуть.
— Я весь внимание, сержант.
— Насчет той Айрис Кеннет, что выловили в реке, сэр. Так вот, оказалось, что это не она. Потому что Айрис Кеннет вдруг появилась на пороге пансиона, и хозяйку, эту старую каргу, чуть не хватил удар. Подумала, что к ней явилось привидение. Но это было очень рассерженное привидение. Она стала угрожать хозяйке, что обратится в полицию и привлечет ее за кражу вещей, которые, как вы помните, эта достопочтенная леди давно распродала.
— Но вы уверены на этот раз, что женщина действительно Айрис Кеннет?
— О да, сэр. Там дело чуть не дошло до драки, пришлось вмешаться паре констеблей. Все жильцы клянутся, что это Айрис, хотя, естественно, сама миссис Роллингс клянется, что впервые ее видит. Ну и если, конечно, принять во внимание прежнее утверждение при опознании утопленницы и продажу вещей, — тут в голосе сержанта прозвучали злорадные нотки, — то ей, вероятно, будет предъявлено обвинение.
Ратлидж представил сцену, достойную пера трагика, когда перед миссис Роллингс возникла ее утонувшая жиличка.
— Где Айрис была, она не сказала?
— Когда мы приехали, там уже установилось относительное спокойствие. Она призналась, что была с друзьями в Кардиффе, где надеялась получить роль. По моему мнению, она совершенно без денег и задержалась в провинции в надежде, что подвернется какая-нибудь работа. Я взял на себя ответственность и связался с полицией в Кардиффе, они подтвердили, что она говорит правду.
Если молодая женщина была Айрис Кеннет, то кто была та утопленница? И какое отношение ее труп имеет к Уолшу Мэтью?
У Хэмиша был ответ: «Никакого».
— Вы спросили ее об Уолше?
— Я так и сделал, сэр! И она сказала, что он просто ублюдок, способный задушить собственную мать! — Уилкерсон разразился громоподобным смехом, снова оглушив Ратлиджа, так что тот вынужден был держать телефонную трубку на некотором расстоянии от уха. — Она не нашла работы с тех пор, как Уолш ее выставил, — продолжал сержант, — и если бы у нее была возможность указать на него как на Джека-потрошителя, она бы это сделала с большим удовольствием. Девица явно мстит ему. И не испытывает никакого страха перед ним — только ярость. Я спросил, не угрожал ли ей Уолш, может быть, бил, но она поклялась, что он ни разу ее пальцем не тронул, а если бы посмел — у нее есть небольшой кинжал для защиты, хотя все равно он — животное, самодовольное и наглое.
— Что ж, если узнаете, кто была та утопленница, дайте мне знать.
— Ее уже похоронили на кладбище для бедняков. И больше никто не станет ею интересоваться. Жаль ее, конечно, но она не первая и не последняя. Если что-то всплывет, обязательно сообщу.
Ратлидж спросил про сержанта Гибсона. Оказалось, тот на два дня был откомандирован в суд для свидетельских показаний.
Блевинс пожал плечами в ответ на новость.
— Мы тоже далеко не продвинулись. Старый цыган, точильщик ножниц, вряд ли станет охотно помогать полиции, потому что раньше его забирали много раз и обращались с ним как с парией. Он этого не простил и будет врать. Ему наплевать, убил Мэтью священника или нет.
— Этот точильщик ножниц, Болтон, что на него есть в полиции? Кроме того, что он возмутитель общественного спокойствия.
— Ничего серьезного. Бесполезно с такими разговаривать. — У Блевинса была своя точка зрения на цыган: все они грязные воры, лгуны и контрабандисты. — Инспектор Арнольд, который допрашивал его, считает, он по уши в этом деле и потому до конца будет стоять на своем и врать ради своей шкуры, а не Уолша.
Ратлидж промолчал.
Блевинс кисло улыбнулся:
— Я рад, конечно, за эту Айрис, что она жива и здорова. Ваш сержант Уилкерсон уверен, что это она?
— Да, все жильцы пансиона подтвердили, а у них-то нет причин лгать.
— Понятно, — согласился Блевинс, бесцельно перебирая бумаги на столе, и вдруг заявил с горячностью: — Но я знаю, что это Уолш! Больше некому. — В его глазах, устремленных на Ратлиджа, был вызов.
— У него пока самый подходящий мотив для убийства, — сказал тот спокойно. — Так вы сообщите Уолшу сами? Что Айрис жива.
— Сообщу. — Горячность инспектора пропала, голос прозвучал устало, как будто он больше не хотел сопротивляться обстоятельствам. Помолчав, он с надеждой спросил: — Мы ведь не можем его обвинить в убийстве той настоящей утопленницы, верно?
Ответа не требовалось, это были скорее мысли вслух.
— Вы когда-нибудь слышали, что отец Джеймс интересуется кораблями? — спросил Ратлидж.
— Кораблями? Его интересовали лодки, он прекрасно управлялся с веслами, как человек, который привык к воде. Мы вместе рыбачили пару раз, но он ни разу не говорил о кораблях. Почему вы спросили?
— Просто интересно. Я нашел у него вырезки о гибели «Титаника».
— Не удивлен. Ужасная катастрофа. Мы все были в смятении.
— Верно. — Оба помолчали, и, когда молчание затянулось, Ратлидж добавил: — А «Лузитания»? Он говорил о ней?
— Не помню, но уверен, что, как и все, переживал. Но я не понимаю, почему вы спросили?
— Не знаю. В данный момент это мало что меняет.
Блевинс невесело ухмыльнулся:
— Ну и дела.
Вечером Ратлидж ужинал один.
— Сегодня четверг, — объяснила миссис Барнет, — а в этот день всегда пусто. Пока ни слова от мисс Трент. Вы ведь ждали, что она присоединится к вам за ужином?
— Нет. То есть да. У меня есть к ней несколько вопросов, — ответил Ратлидж.
Хозяйка посмотрела на него настороженно:
— Вот как?
Он улыбнулся:
— Хотел спросить о фотографии, которую нашел. Подумал, что ей может быть интересно.
— Не понимаю, каким образом. Она не местная. Может быть, я могу помочь?
— Фотография у меня в номере. Принесу после ужина.
Они услышали, как распахнулась входная дверь, кто-то вошел в холл. Оба взглянули в ту сторону.
Это была Мэй Трент.
Она заметила их взгляды, и, кажется, ей это не понравилось, потому что, не говоря ни слова, она направилась прямо к лестнице. Ратлидж вскочил и, бросившись за ней, перехватил ее уже на площадке второго этажа:
— Я должен с вами поговорить.
— Простите, но я очень устала.