Женщина неодобрительно сказала:
— Да, она доставила всем хлопот. Хорошо еще, что сама не погибла. По нашим дорогам нельзя ездить на такой скорости.
Судя по выражению лица, ее неодобрение относилось больше к женщине за рулем, а не к превышению скорости. Присцилла Коннот имела мало общего с миссис Даннинг. Они выросли в разных мирах. У жены фермера были натруженные красные руки, а ее платье было таким же, какие носили ее мать и бабушка. Юность ее обошла радостями, она с детства привыкла к тяжелой домашней работе, потом последовало замужество, непрерывная готовка еды, воспитание детей. Для нее Присцилла Коннот была городской райской птицей, неожиданно залетевшей на грязный фермерский двор.
Она впустила Ратлиджа, провела по выложенному кафелем коридору мимо маслодельни, кладовой и открыла дверь в большую теплую и светлую кухню.
— Она здесь, — через плечо бросила миссис Даннинг, и инспектор, сняв шляпу и держа ее в руке, переступил порог.
Обстановка в кухне была простая и состояла из нескольких предметов: хорошего круглого стола, красивых стульев, двух дубовых шкафов, в одном за стеклянными дверцами стояла посуда — кувшины, тарелки, чашки, в свете лампы сверкавшие безупречной чистотой.
Около горячей плиты сидела, забившись в кресло, Присцилла Коннот. Вид у нее был самый жалкий — заляпанное грязью пальто, лицо тоже грязное, на нем следы крови, виднелась длинная царапина от уха до носа. Она жалась ближе к горячим углям, хотя в комнате было тепло. Кто-то набросил ей на плечи теплую шаль, связанную из толстой шерсти, видимо, из остатков всех цветов, какие только нашлись в рукодельной корзинке. Поэтому расцветка казалась несколько необычной — беспорядочное сочетание голубого, серого, очень приятного розового, без всякого рисунка. Как будто первый опыт ребенка, который учится делать петли и слишком их затягивает.
— Мисс Коннот? — окликнул Присциллу Ратлидж.
Она подняла лицо с потеками слез и следами крови.
Выражение несчастья в ее глазах его потрясло.
— Спасибо, что приехали, — сказала она. — Я не знала, кого еще попросить, эти люди очень добры, но мне бы хотелось добраться домой.
Он подошел, взял стул и сел рядом.
— Вы ранены?
— Ранена? — Она с удивлением посмотрела на него. — Не думаю.
Он видел ее машину в канаве. Не стоит ее ругать, она уже вполне наказана.
Он протянул руку и осторожно отвел волосы от ее лица. Она отшатнулась, как от удара, и он успел заметить глубокий порез на лбу у границы с волосами.
Обернувшись к миссис Даннинг, Ратлидж сказал:
— Вы не принесете мне влажное полотенце?
Хозяйка прошла к раковине и накачала воды в маленькую миску.
— Холодная, может, подогреть на плите?
— Нет, так лучше.
Она подала ему миску и чистое полотенце. Ратлидж встал, окунул полотенце в воду и, отодвинув с лица мисс Коннот волосы, стал промывать рану.
Она вздрогнула от ледяной воды, растерянно заморгала, но, как послушный ребенок, замерла и позволила ему делать свое дело. Миссис Даннинг, стоя рядом, воскликнула:
— Милостивый боже, я и не видела, что там у нее! А она молчала…
Порез был глубоким, и кровь продолжала течь струйкой, как Ратлидж ни пытался ее остановить.
— Я стараюсь, чтобы не сделать вам больно, — сказал он и, отвлекая ее, спросил: — Как это произошло?
— Не знаю, — ответила Присцилла слабым голосом, — я не помню, только знаю, что хотела умереть, лежала там, в канаве, и хотела умереть.
И она начала плакать, сначала тихо, потом громче и, наконец, разразилась сдавленными рыданиями.
Миссис Даннинг взяла у него из рук мокрое полотенце и объяснила:
— Она была в таком виде, когда ее привел Майкл, наш молочник. Он шел с фермы с бидонами молока, собаки побежали вперед и нашли ее первыми, но было еще темно, и автомобиль трудно было заметить в канаве. Он увидел, что она жива, и побежал сказать мужу. Надо было вытащить ее из машины, но дверца с ее стороны была зажата, она не могла выйти. Они подумали, что она сломала ногу или еще хуже.
Ратлидж посмотрел вниз. Лодыжка Присциллы распухла, вокруг нее болтался грязный, рваный чулок. И застежки на туфле были оторваны.
— Вы не могли бы дать нам чаю? — попросил Ратлидж, чтобы занять миссис Даннинг. — Мисс Коннот это поможет, да я и сам бы не отказался.
— Не займет и минуты. Чайник все еще горячий.
Хозяйка занялась приготовлениями, а он снова сел и, дотронувшись до плеча Присциллы Коннот, сказал:
— Все в порядке. Вы в безопасности. Ничего страшного не произошло. Ну же, посмотрите на меня.
Он достал свой платок и всунул ей в руку, она вцепилась в платок, как в спасительную соломинку, не делая попыток вытереть лицо. И плакала, не могла остановиться, плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий.
Если бы она была мужчиной или не была ранена, он бы дал ей легкую пощечину, чтобы прекратить истерику. Вместо этого он сказал тихо и властно:
— Довольно!
Она судорожно вздохнула, кажется, его строгий тон подействовал, потом с удивлением на него взглянула. Он взял у нее платок и начал вытирать мокрые щеки.
И вдруг из нее полились бессвязные, лихорадочные слова, как будто вытащили пробку из бутылки:
— Я хотела убить его. Я увидела его в темноте, как он скакал, пригнувшись, хотела догнать и убить. Но вместо этого сама съехала в канаву, потому что не могла убить лошадь…
Он ждал и слушал.
— Я кричала, сигналила, лошадь испугалась и сбросила его, и я хотела на него наехать, но вдруг вместо него захотела себя убить. Сначала направила машину на дерево, но колеса заскользили по траве, и я съехала в канаву. Испугалась, а потом стало темно, я потеряла сознание. — Она снова заплакала. — Я все еще жива! — Ее глаза умоляли. — Мне так хотелось, чтобы все кончилось мгновенно и безболезненно.
Миссис Даннинг застыла около стола, чайник в одной руке, крышка — в другой, глядя с ужасом во все глаза на свою неожиданную гостью. Раньше она думала, что произошел только несчастный случай с этой женщиной.
— Разве кто-то погиб? Майкл ничего не говорил об этом! — воскликнула она, не совсем поняв бессвязный рассказ Присциллы.
Ратлидж быстро обдумывал услышанное.
Хэмиш сказал: «Это был не Уолш…»
— Откуда вы знаете, что он мертв, мисс Коннот? Вы его видели после того, как сбили?
Хэмиш снова сказал: «Надо там поискать».
Присцилла нахмурилась.
— Я на него наехала. Он должен быть мертв! — Она отбросила волосы и взглянула на кровь на своих пальцах. — Это его кровь? — спросила она растерянно, взяла платок и стерла пятно. — Я ничего не… Больше ничего не помню. Только понимаю, что все кончено. — Она сделала слабый неопределенный жест, как будто удивляясь. — Оказывается, легче говорить, чем совершить. Трудно убить себя… — Она посмотрела на Ратлиджа широко открытыми глазами, как будто сделала открытие. И снова начала плакать.