– А если бы тебя зашвырнуло в открытый океан? Или в кратер вулкана? – насмешливо спросил хрипатый.
О чем они говорят? Пока не удавалось ухватить суть разговора.
– Сегодня снова пойду в «Пирамиду» и все проверю! – опять на весь зал объявил первый.
– Тише, – шикнул третий парень, прежде молчавший. – Все это плохо пахнет, уверяю вас. Это не нулевки. Обман. Имитация. Гипноз. Уж не знаю что. Только психи пользуются векторами.
Ого! Неужели на Лации и его колониях есть тайны, не доступные префекту по особо важным делам Корвину? Следователю, который знает во всех деталях подробности громких преступлений за последние несколько сотен лет? Или в «Пирамиде» нет ничего преступного? Тайна без преступления? Разве бывает такое?
Юношу разбирало любопытство.
– Я найду проводника, – объявил человек, который вчера так странно веселился в «Пирамиде». – Есть такие, кто умеет рассчитывать вплоть до нескольких метров. Я найду.
– Ты обещаешь это уже третий день, Минни, – загоготал обладатель хриплого голоса. – Но дело в том, что здешние проводники – не идиоты. Никто из них не захочет сесть с тобой на вектор. Так это, кажется, у них называется?
«Минни». Это имя, или вернее, прозвище, тут же вызвало в памяти Корвина яркую картину.
Желтовато-серая степь, редкие кустики серой мертвой травы и медленно бредущие сгорбленные фигуры. Изорванная в клочья одежда, пропитанные потом повязки на головах. С лиц и рук струпьями сползает обгорелая кожа. У двоих или троих висят тощие котомки за плечами, у остальных при себе только фляги с водой. Вездеход, в котором сидит Марк и с ним еще двое – сержант и рядовой, нагоняет идущих. Разумеется, в джипе не Марк лично, а его дед, префект по особо важным делам (юный Корвин уже давно научился различать, чьи воспоминания всплывают внезапно в его мозгу, не важно происходит это наяву или во сне).
– Останови, – приказывает префект сержанту за рулем.
Вездеход замирает.
– Минни! – окликает Корвин бредущего впереди худого, одетого в лохмотья человека.
Тот не оборачивается, напротив, ускоряет шаг, напрасно пытаясь затеряться среди двух десятков своих спутников. Ноги плохо его держат, он постоянно спотыкается, «загребает» ботинками песок.
– Минуций Руф! Вы арестованы! – выкрикивает префект.
Человек в лохмотьях делает попытку удрать, бросается вперед, но тут же спотыкается и падает. Хочет подняться, но не может, снова оседает на песок. Префект выпрыгивает из вездехода и направляется к Минни. Тот не двигается, продолжая лежать в нелепой позе, – одна рука зарылась в грязные лохмотья, вторая откинута в сторону, пальцы скребут серые ломкие стебельки умершей травы.
– Минуций Руф!
Беглец медленно переворачивается на спину. В живот префекту смотрит черный ствол бластера.
– Глупо, – пожимает плечами служитель закона. – Если пошевелишься, мой сержант разнесет тебе голову.
– Я убью тебя прежде. Пес, вечно идущий по следу, ты сдохнешь и не оставишь потомства. А мне все равно смерть.
– Тебя ждет трибунал. И – скорее всего – направление на космическую базу. Это шанс остаться в живых, Минни. Поверь, я – твой друг, и не желаю тебе зла.
– Я же сказал, смерть. – Окиданные болячками губы Минни пытаются изобразить улыбку. Руку с бластером он опускает, но не делает даже попытки подняться, продолжает лежать на песке. – Почему ты никогда не чувствуешь себя убийцей, Корвин?
– Я всего лишь следователь. А ты – дезертир.
Люди в грязных лохмотьях не обращают внимания на их перебранку. Никому из них не приходит в голову, что выстрел из бластера может задеть кого-то из них. Они бредут, как автоматы, торопясь перевалить за гребень холма. Через несколько минут они скроются из виду.
– Я не дезертир, – хрипит Минни. – Я не покидал базу, клянусь Лацием. Меня оттуда просто выбросило. Ты слышал о катапультах? Я решил их опробовать, и меня унесло не туда.
– Ты все расскажешь судьям трибунала. Отдай мне оружие. – Префект протягивает руку.
– Не-ет… – Лицо Минни искажается, рот кривится.
– Послушай…
Беглец вновь вскидывает руку с бластером. Но нажать на кнопку разрядника ему не успеть – голова лопается, брызжет красным, на префекта летят ошметки мозга и клочья кожи – сержант пользуется старым проверенным стрелковым оружием. Несколько секунд Марк стоит неподвижно, потом пытается стереть с лица брызги. Наклоняется, вынимает из пальцев убитого бластер. Батарея на нуле. Минни не мог застрелить из этой штуковины даже воробья. Можно было его не убивать.
* * *
Всплывшая в памяти картинка исчезла. Интересно, если бы кто-то назвал по имени Корвина, какая бы сцена вспыхнула в памяти нынешнего патриция Минуция Руфа? Сидящий сейчас за столиком Минни никак не мог помнить смерть деда: зачатие всегда предшествует смерти. Но помнит – памятью отца-патриция – презрение окружающих и молчаливый бойкот, долгие годы обструкции. Клеймо дезертира, унаследованное внуком. Позор патриция – вечный позор, его можно смыть только кровью.
Марк поднялся и неспешно вышел из залы. Ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь в этот момент назвал его по имени.
«Только не оборачивайся! Ради всех звезд галактики – не оборачивайся», – твердил он сам себе.
И не обернулся. Только увидел в большом зеркале, висящем у входа, как Минуций Руф сверлит взглядом ему спину.
Неужели узнал?
«Помни Марк, на Лации у тебя очень много врагов», – наставлял его сразу после возвращения с Колесницы Фаэтона военный трибун Флакк.
И оказался прав. Впрочем, в данном случае трудно ошибиться.
* * *
Служитель «Пирамиды» – эбеново-черный, в золотом платке и в золотой юбке, встречал посетителей у входа. Он был точным подобием Ка из гробницы Тутанхамона, извлеченного из мира смерти для псевдожизни в музейных залах. Здесь это подобие подобия служило псевдосмерти. Впрочем, на Островах Блаженных почти что все «псевдо». Только океан настоящий.
– «Пирамида» закрыта, – объявил охранник, заслоняя Марку широкой грудью проход.
– Мне сказали, что аттракцион работает круглые сутки.
– Обычно так и есть. – Охранник-Ка продолжал стоять скалой. – У нас не бывает выходных. Но сегодня – технический перерыв, к сожалению. Мы закрыты до самого вечера. Приходите после заката, уже будет открыто. Сегодня и каждый вечер – поезд Анубиса.
– На тот свет?
– Суд Осириса и взвешивание сердца, – пообещал охранник. – Хотите взвесить свое сердце?
– А если оно отягчено грехами? Его сожрут?
– Это – самые незабываемые мгновения, когда божественный палач Амамат, пожиратель теней с головой крокодила, лишает человеческую сущность элемента «ба», – отбарабанил заученную фразу охранник.