— В каком смысле? — Знаменитая манера префекта Корвина: выказать максимум непонимания… пускай другие объясняют происходящее, а он будет слушать. Узнать образ мыслей подозреваемого — не так уж мало.
Сулла старший тут же попался на эту нехитрую уловку:
— Когда-нибудь генетическая память переполнится, как память самых совершенных компьютеров, и очередному поколению не на что будет «записывать» собственную жизнь. Они будут жить чужими воспоминаниями, не действовать, а пребывать в летаргии. Прошлое поглотит их мозг, не оставив места для настоящего и уж тем более — для будущего. Я спасаю наше будущее, Корвин!
— Ты говоришь глупости, Сулла. Наша память устроена так, что место для нового всегда найдется. Прошлое, незначительное, или слишком отдаленное, просто архивируется. Мы не помним давних событий, но имеем к ним доступ. В нужный час архивы открываются, и подсказки всплывают в нашем мозгу. В дальнейшем все больше информации будет храниться в свернутом состоянии, все меньше окажется доступной непосредственно. Наши отдаленные потомки, возможно, уже не будут помнить отдельных событий. Им в наследство достанутся лишь знания…
— И мы сравняемся с плебеями. Они могут закачивать информацию в свою память через шунт…
— Нет, это совсем другое. Наши знания освящены личным опытом, а их знания безличны.
— И все же… Как ты не понимаешь! Я даю патрициям свободу! Они могут уничтожить то, что им претит… О чем им не хочется помнить! Достаточно своих прегрешений, Корвин! Зачем моему будущему сыну знать, как я стер память его брата? Зачем? Пусть человек отвечает за собственные преступления, зачем его казнить вновь и вновь за чужие вины?
— Помнить — не значит казниться, — возразил префект.
— Ты слишком гордишься добродетелями своих предков. А я… если бы ты знал, как я их всех ненавижу! Представь, что все потомки настоящего Суллы видели, точно наяву, потоки крови, текущие по улицам Афин, разграбленных римлянами!
— Думаю, тех потомков не слишком бы это мучило…
Корвин проснулся.
— Флакк! — воскликнул, протирая глаза. — Запроси срочно префектуру. Пусть они узнают, где теперь находится старший брат Суллы Фавст Корнелий.
Ну да, старший брат Суллы. Вот у кого достаточно причин ненавидеть патрициев. Всех, без исключения. Он перенес чудовищную пытку, потерял и положение в обществе, и состояние. Он должен был ненавидеть отца и завидовать родному брату. Почему никто не обратил внимания на этого человека? Почему его сразу не допросили?
Ответ пришел через несколько минут: Фавст Корнелий Цек, плебей, проживает в промышленном центре Лация, Норике, двенадцатый сектор, производство оружия. В Норике живет почти безвыездно десять лет (совершил две короткие поездки на дорогой местный курорт Байи). Холост, детей нет. Ни в каких противозаконных действиях не замечен.
— Мы летим в Норик, Флакк, — заявил Корвин.
— Почему он взял себе прозвище Цек? — спросил трибун. — То есть слепой? Он в самом деле незрячий?
— Ослеп в результате побочного действия эликсира забвения.
Норик был сердцем индустрии Лация, сенат его берег и лелеял, как любимое дитя. Финансовые кризисы и политические неурядицы обходили мегаполис стороной. О нем много говорили, но мало кто из посторонних здесь бывал.
Сверху город казался огромным диском, рассеченным на сегменты прямыми магистралями стационарных дорог. Капсулы транспортников заполняли все три уровня магистралей, то выныривая из боковых туннелей, то вновь в них погружаясь. Небо над мегаполисом кишело крошечными скутерами. Среди них медленно плыли неуклюжие туши грузовиков. Все двигалось, смешивалось, разъединялось — непрерывные механические совокупления, рождения и смерти в огромном теле рукотворного монстра.
Едва флайер Флакка подлетел к границе мегаполиса, как навстречу гостям ринулись две прозрачные летучки. Внутри никого не было — лишь неясные светящиеся силуэты. Вигилы-автоматы, верные псы, стерегущие технический центр планеты днем и ночью.
— Цель вашего посещения Норика? — зарокотал в кабине флайера низкий синтезированный голос. — Назовите себя.
— Я — префект по особо важным делам Марк Валерий Корвин. Мой помощник — Валерий Флакк. Мы ищем Фавста Корнелия Цека.
— Зачем?
— Чрезвычайные полномочия сената.
— Зачем? — настаивал голос.
— Мы расследуем дело о похищениях и убийствах.
В кабине возник серебристый столб света и следом — голограмма префекта Норика. Серое лицо с бугристой кожей, темные, очень внимательные глаза и тонкий безгубый рот.
— Цек подозревается в убийстве? — спросила голограмма префекта.
— Он — свидетель. Очень важный. Вы знаете о заговоре «очистителей»?
— Хорошо, доступ разрешен. Но учтите, у Норика особый юридический статус. Без моего согласия ни одна операция не может быть произведена, ни один человек арестован.
— Знаю, — отозвался Корвин.
Охранники-автоматы одновременно юркнули в разные стороны. Путь был открыт.
Легкий флайер трибуна Флакка то нырял, то взмывал вверх, отыскивая нужную инсулу [4] . Над промышленными островами время от времени вспыхивали голограммы — номера на фоне карты близлежащих районов. Здания почти не отличались друг от друга: одинаково серо-желтые стены, почти лишенные окон, раздвижные металлические двери, транспортные терминалы на уровне третьего этажа и площадки для флайеров на крышах. Даже воздух в Норике был особый — терпкий, с примесью резких запахов смазочных материалов и реагентов. Часть производства Лаций держал на своей колонии в Петре плюс были еще заводы-автоматы на безжизненной Этрурии. Норик же был техноцентром всей системы Лация, мозгом и сердцем ее индустрии.
В центре города поблескивало несколько прозрачных куполов. Судя по специфическому лунному блеску, все они были накрыты колпаками силового поля.
«Центры управления Нориком», — вспомнил Корвин.
Его отец бывал здесь трижды. И каждый раз это походило на посещение другой планеты. Иной мир, иные люди… Они говорили на своем особом, не понятном другим языке. Они смотрели на пришельцев извне свысока. Им казалось, что именно они правят миром, и патриции не спешили обитателей Норика в этом разубеждать.
— Я бы не смог здесь жить, — признался Корвин. — Впрочем, в Норике нет патрициев.
— Неужели ни одного? — удивился Флакк.
— Только те, кто лишен ноши. Обладающим генетической памятью здесь опасно долго находиться. Если патриций занимается наукой, он работает в одиночку или с помощниками. Но все равно — один и не здесь. Норик для нас не подходит. Сам увидишь…