Хладнокровное предательство | Страница: 60

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Что привело вас на север? — снова спросил он. — Если не Гарри Камминс…

— Разбитое сердце, — ответила она. — Но это, инспектор, вас совершенно не касается!


Миссис Камминс сидела в малой гостиной и с унылым видом листала альбом с фотографиями. В камине пылал огонь; редкий случай — в гостиной было сравнительно тепло. Когда Ратлидж вошел, она подняла на него взгляд:

— Ах, простите, мне не следовало здесь находиться — эту комнату мы отводим для постояльцев. Но ее гораздо легче согреть, чем остальные.

— Почему бы и не насладиться теплом? — сказал Ратлидж, садясь напротив. Помолчав, он спросил: — Вы всю жизнь живете в Эрскдейле?

Хэмиш возмущенно вмешался: «Нечестно пользоваться ее состоянием!»

И все же кое-что Ратлиджу требовалось узнать. Он видел, что сейчас Вера Камминс особенно беззащитна. Как будто, сидя в своей гостиной, она вспоминала, какой когда-то была — или должна была стать.

— Ах нет, я выросла в Лондоне, в Кенсингтоне, — ответила она. — Вам знакомы те места?

— Да, конечно. Ваши родные до сих пор там живут?

Тень пробежала по ее лицу.

— Я ничего про них не знаю. Мы… потеряли друг друга из виду.

— Мисс Фрейзер с ними знакома?

— Нет, я спрашивала ее, когда она приехала сюда. Она их не знает. Родные Элизабет живут в Челси. У госпиталя, в красивом старом доме. Мне хотелось бы жить там после того, как мы поженились. Но конечно, Гарри не был… счастлив в Лондоне.

— Поэтому вы поселились здесь.

— Вообще-то сначала мы приехали в Уорик. Но там жизнь у нас не заладилась. Друзей мы не завели, даже поговорить было не с кем. Там было очень одиноко. — Она усмехнулась. — Я не знала, что значит одиночество, пока мы не приехали сюда!

— Почему?

— Мы ведь нездешние. Правда, мой дедушка из Баттермира, но он уже очень давно умер. Нет, все были с нами очень милы, но близко к себе не подпускали. Гарри нуждается в обществе больше, чем я, и я чувствовала, как всеобщая отчужденность давит на него.

Ратлиджу, однако, показалось, что и самой Вере недостает здешней, какой ни есть, общественной жизни, общения.

— А его родные живы?

— Нет. Поэтому он и… сделал то, что сделал. Так сказать, ушел. Он никого не ранил. Но его поступок оставил глубокий след в его душе. Я все понимаю. Иногда мне кажется, что он во всем обвиняет меня…

Наблюдая за ее лицом, Ратлидж понял, что жизнь обошлась с ней довольно жестоко.

— Наверное, помощь мисс Фрейзер пришлась очень кстати, пока Гарри был на войне?

— Сначала я отнеслась к ней с подозрением. Думала, он нарочно подослал ее, чтобы она меня убила.

— Убила вас?! — изумленно переспросил Ратлидж. — Но почему?

— Потому что она уже убила человека. Разве вы не в курсе? Я думала, полицейским всегда известно о таких вещах. Элизабет была вполне откровенна, когда приехала, — продолжала миссис Камминс. — Сказала, будет нечестно, если я не узнаю. Она и Гарри обо всем рассказала. Гарри вечно пригревает у себя заблудших овечек. Пару раз я видела, как он разговаривал с Джошем Робинсоном. Судя по всему, он и меня считает такой же неприкаянной. Нет, неправда, не с самого начала. Мы с ним очень любили друг друга. — Она поднесла руку ко лбу, как будто желая прочистить мозги. — Иногда я об этом забываю.

— Вы были против того, что он еврей? — негромко спросил Ратлидж.

— Откуда вы знаете?! — ошеломленно спросила она. — Неужели все настолько очевидно?

Ратлидж улыбнулся, стараясь не обращать внимания на Хэмиша, который обзывал его предателем, не умеющим держать слово.

— Я все-таки полицейский!

— Да, конечно. Но вы кажетесь слишком милым для полицейского. Элизабет считает вас настоящим джентльменом. Она к вам очень тепло относится.

— Гарри… — смущенно напомнил ей Ратлидж.

— Нет, мне совершенно все равно, кто он такой, пусть даже готтентот! Зато моему отцу было не все равно. Он пригрозил, что отречется от меня, если я пойду на мезальянс… так он воспринял наш брак! Разумеется, я ему не поверила. — На глаза Веры навернулись слезы. — У меня даже приданого не было! Родители не позволили мне ничего взять из дому, кроме одежды, которая была на мне.

— Как жестоко с их стороны!

— Правда? А я часто думаю, не я ли оказалась жестокой… когда ослушалась их.

Сменив тему, Ратлидж спросил:

— Вы хорошо ладили с мисс Фрейзер после того, как она сюда приехала?

— Элизабет все любят. Я ей завидую. Даже Гарри любит ее — по-своему. В Египте Гарри очень изменился… Мне кажется, очутившись совсем рядом с Палестиной, он невольно осознал, чего лишился. Он писал мне длинные письма о том, как ему хочется поехать в Иерусалим. Я не находила в себе сил отвечать ему… Меня охватывал настоящий ужас при мысли о том, что Палестина отнимет его у меня! — Она отложила книгу и встала. — Я могла бы отбить его у другой женщины. Но против его прошлого я бессильна. Я все время надеялась, что Лоуренс Аравийский [1] , о котором пишут во всех газетах, добьется, чтобы арабы захватили всю Палестину, а евреев выкинули оттуда. Только так я могла бы выиграть битву за душу Гарри.

Глава 26

Когда миссис Камминс направилась к выходу, Ратлидж встал. Он не знал, верить ли всему, что она рассказала. А может, многолетнее пьянство затуманило ее память?

Хэмиш заметил: «Ее можно пожалеть».

— Те, кто приносят большие жертвы во имя любви, часто потом всю жизнь жалеют о них, — сказал Ратлидж, думая о Джин, а Хэмиш привел ему в пример Фиону Макдоналд: «Она-то ни разу не пожалела, что любила меня».

Ратлидж посмотрел на огонь. Он устал от чужих горя и боли. Он сам еще не до конца исцелился, ему не под силу взваливать на себя еще и чужие страдания.

«Как, как мне найти убийцу?! — думал он. — По-моему, я и пальцем не коснулся правды. Похоже, я разучился разбираться в людях и видеть их ясно. Никак не могу нащупать нить, которая приведет меня к ответу».

Ему показалось, что голос шотландца заполнил всю комнату: «Сначала ты должен найти разгадку…»


Запершись после ухода Ратлиджа, Мэгги немного постояла, прислонившись спиной к холодным доскам и давая отдых больной ноге.

— Ну чистый цирк! — буркнула она себе под нос. Взгляд ее упал на резиновые сапоги у двери. Потом она подняла голову и увидела мальчика. Он стоял у дальней стены, напряженный, испуганный. — Что ж, от него мы избавились. Но, раз к нам повадилось ходить столько народу, наверное, отныне лучше кормить овец после темноты. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание!