— Николай Павлович? Очень рад. Здравствуйте. Садитесь. Смотрите — вот сюда, видите? Итак. Вы полагали, что достаточно как следует пострелять — и все как-то само собой устроится. Плохие испугаются, разбегутся, затаятся, сдадут власть, ликвидируются. Станут хорошими. Заменятся хорошими. Хорошие придут на их место, и жизнь наладится. Революционная романтика. Прекрасно. Забыли только про инкубатор, где будут выведены эти хорошие. Это уже евгеника. Допустим. Вкачаем деньги в евгенику. Хорошие займут свои места в структурах — и тут же станут плохими. Доминирование фенотипа над генотипом. Смотрите — вот сюда. Надо брать в руки ключевое звено. Это элементарно. Ключевое звено — власть. Вы это наметили. Но не обеспечили. При неустойчивом равновесии системы власть — это точка равновесия. Намечаем основные силы. Поле электората — вот. Основные партии. ВПК. Энергоресурсы. Финансовые группы. Красные стрелки — противоречия. Зеленые — общие интересы. А вот в этот треугольничек помещаем вас — вы следите? Суммируем векторы. Что мы имеем? Улавливаете?
— Борис Абрамович предлагает мне баллотироваться в президенты, — пояснил Ольховский.
— Поддержка, раскрутка, реклама, пи-ар, массмедиа — это уже не ваша забота. Есть структуры, есть люди, это все обеспечивается. Вы выигрываете выборы, я гарантирую, это просчитано.
Колчак щелкнул зажигалкой, заложил ногу на ногу, откинулся на спинку кресла и выпустил из ноздрей две струи дыма, как небольшой задумчивый дракон, озадаченный перипетиями флотской службы.
— А кого вы ждали? Чего вы ждали? Золотых ключей от Кремля на бархатной подушке? Политика — это не театр, политический театр оплачивается бизнесом. А в бизнесе ключи не дарят, их продают или предоставляют в обмен на услуги. Все лидеры сегодня скомпрометированы, все партии скомпрометированы, нужен свежий кандидат, за которым достойная биография, за которым пойдет избиратель. Фигура, как бы объединяющая интересы масс. За вами пойдут. Вам поверят. Больше ничего не надо. Остальное мы сделаем. Скромность, деловитость, сдержанность. И продемонстрированная способность к решительным поступкам. Ельцин сдаст вам полномочия до выборов, две фразы вклеим в видеоряд задним числом и прокрутим кассету по ТВ еще раз. Это придаст оттенок легитимности. Чтобы избежать как бы оттенка военного переворота. Алло! Я! сейчас не могу, завтра, завтра, завтра жду в час, нет, в два… все, обнимаю.
Ольховский нервно рассмеялся.
— У меня сын лечился от наркозависимости, — ясным голосом произнес он. — И состоит на учете.
— Черт. Черт. Что ж вы сразу не сказали. Это ерунда! Ерунда. Но может всплыть. Сейчас это не вовремя. Ничего. Замнем.
— И уже две недели не показывается дома. Хотел завербоваться воевать в Сербию.
— Это зря. Хуже. Сколько ему лет? Это может осложнить. Идиоты на Западе могут поднять вой.
Черт. Деструктивная деталь… Сын президента воюет против НАТО. А вам надо будет сделать заявление о возможности России вступить в НАТО. Куда же вы смотрели!!! А вдруг он погибнет? Это был бы другой поворот… Нет-нет, не дай Бог! Вы неправильно меня поняли, Петр Ильич!
Березовский вскочил, пробежался по каюте, остановился напротив Колчака. Посмотрел испытующе.
— В прошлом — командир ударного авианосца, — сказал Колчак. — И имею родственников за границей. Семья живет на Украине. — Подумал. — Может, и сам туда перееду.
— Так. Это решается. Например: авианосец утопим, семью перевезем. Согласны? — он увлекся вариантом и развил: — Авианосец спишем на происки самостийных национал-радикалов из Руха, семью проведем как беженцев: армия наша, патриоты наши, русскоязычные наши, беженцы наши… все проголосуют за нас! За авианосец долг привесим на Украину — энергетики тоже будут наши. Так. Ну?
— Моя фамилия Колчак, — сказал Николай Павлович Кол чин.
— Черт! Нет, вот черт. Хорошо что не Троцкий. Так: делаем телефильм, выпускаем книгу, ставим памятник, — патриоты наши, монархисты наши… нет, коммунистический электорат нас не поймет… пенсионеры тоже… военные отставники, КГБ… Ну что ж вы, Николай Павлович, честное слово, а, — огорчился Березовский. — А фамилию сменить не хотите?
— Только на водку, — старой шуткой грубовато ответил Колчак.
— Алло! Я. Что? Пошел на хуй, больше не звони, все, обнимаю. О чем я? Извините. Да. Я вас понимаю. Морские, офицеры, белая кость, завидую. Пострелять — пожалуйста, планов — громадье, мужества и решимости, как говорится, не занимать, а в говно пусть лезут другие. Например, я. Революцию, значит, задумывают романтики, делают фанатики, а используют плоды подлецы. Так. Но надо срочно нейтрализовать тошноту от этих плодов. Вы поймите: схема-то построена правильная! Список экипажа не позволите взглянуть?
— Что вас интересует? — вежливо поморщился Ольховский. — Я так вам скажу.
— Меня еще одна вещь интересует, — невпопад вставился Колчак. — С вашей точки зрения, Борис Абрамович, по вашей логике — как вы можете объяснить отсутствие наших разрывов в Кремле? Боеприпасы проверены — пригодные.
— Ха! Смотрите на них — у них пригодные боеприпасы! — пустил вдруг одесским говорком Березовский. — Тут и объяснять нечего. Вы «Сталкера» читали — в смысле «Пикник на обочине»? Кремль — это зона, вы понимаете: зо-на? Миллиарды долларов исчезают без следа. Полки исчезают, танкеры с нефтью. Тоже мне, загадка Бермудского треугольника. А вы с какими-то паршивыми снарядами. Потому что политически мыслить надо, экономически… а не баллистически.
Замполит наслаждался жизнью — или, что то же самое, бездельничал. Разнообразя формы безделья, иногда он принимался ковырять в носу, с удовольствием глядя в иллюминатор. На берегу толстые, хорошо одетые люди выковыривали кирками не то траншею под теплоцентраль, не то окоп. За ними надзирал худой и плохо одетый человек с красной лентой на шапке и винтовкой на плече. Воздав должное кипению столичной жизни, замполит возвращался взором и мыслью к дежурной теме. Тема была озаглавлена в разворот конторской книги: «Моральное состояние экипажа и работа по его повышению». Он раскрашивал виньетки букв фломастерами из семицветного набора. После особенно живописной загогулины он втягивал глоток очень сладкого черного кофе, сдобренного спиртом, и прижмуривался. Как человек, понимающий смак службы, вызов к командиру он воспринял благодушно.
Командир и старпом со знаменитым олигархом по центру сидели за столом как экзаменационная комиссия или трибунальская тройка.
— Алло! Я. Могу. Перезвони через час, нет, через два. Все, обнимаю, — сказал председательствующий. — Здравствуйте, подполковник, садитесь ближе. Что? Да, извините, капитан второго ранга. Так. Значит, работник, в смысле офицер, вы исправный, нареканий по службе нет.
— Позвольте мне, — рубанул воздух ладонью Ольховский. — Слушай внимательно и пока молчи. Принято решение аттестовать тебя в президенты. Кандидатура обсуждена и согласована. Дела сдашь потом, не к спеху.