Разбиватель сердец | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Счастьеи страданиеразличны по знаку, но идентичны по абсолютной величине. Упомянутый график не плоскостной: ось ощущений искривлена по окружности перпендикулярно оси времени, и в неопределнном удалении половины "+" и «-» соединяются в единое целое. То есть имеется как бы цилиндр, где предельные отметки счастья и страдания лежат в близкой, взаимопроникающей и даже одной области.

Человекподобен турбине, как бы пропускающей через себя некую рассеянную в пространстве энергию. Мощная турбина захиреет на малых оборотах, слабая – искрошится на больших. Сильная душа жадна до жизни ей нужен весь цилиндр целиком. Для нее нет смысла в сильном страдании, нежели в слабом счастье…"

Дальше шли расчеты.

– Тавтология, – ощетинился Лева. – Счастье – это счастье, а страдание – это тоже счастье… Эх, термины.

– Кого возлюбят боги, тогму они даруют много счастья и много страдания, – пробурчал Олаф и кивнул.

– "Для счастья нужно столько же счастья, сколько несчастья", провещал Митька Ельников, оракул наш самоходный, став в позу.

Рукопись Карп переправил из больницы. С разбирательства пред начальством он вернулся темен лицом, выпил графин воды, выкурил пачку "Беломора"; а на вид такой здоровый мужик.


– XV —


Монтажников нам не дали. И отсрочек не дали. А в случае срыва пообещали распустить.

Чуть пораньше бы – распустились с радостью. Но сейчас… Словно ветер удачи защекотал наши ноздри – неверный, дальний…

Грянули черные будни. Самосильно, под дирижирование Карпа, мы сооружали установку с голографической камерой, действующую модель его "цилиндра счастья".

В чаду паяльников, прожигая штаны и заляпываясь трансформаторным маслом, мы спотыкались среди хлама. Лева хвастал спертыми у юных техников ферритовыми пластинами. Люся прибыла с махновского налета на радиозавод раздутая, как суслик. Мы шаталисьт по корпусу, подметали что плохо лежит; канючили намотку и транзисторы, эпоксидку и лампы. Сблизились с жуками из приемки старых телевизоров. Люсин серебряный браслет пошел на припой. Карп экспроприировал у Олафа "до победы" золотые запонки, и знакомый ювелир протянул из них роскошную проволоку. Дома, обнаружив пропажу, подняли хай: дочь в панике выпытывала по телефону, не пьет ли Олаф и не завел ли молоденькую любовницу; а если нет, то почему он так хорошо выглядит и так поздно приходит. В ответ рассерженный Олаф вообще остался ночевать на работе.

Оргстекло, явно казенное, я купил у столяра Казанского собора.

Всех превзошел, конечно же, Митька Ельников: он устроился по совместительству в ночную охрану, и прознай начальство о его партизанских рейдах по лабораториях экспериментаторов и внутреннему складу – не миновать Митьке счастья труда подале-посеверней.


– XVI —


Настал день.

Конструкция громоздилась, зияя незакрашенными швами, пестрея изолентой: рабочая модель… Зайчики текли по стеклу голографической камеры. Наш облезлый друг «МГ-34» в присоединении к ней выглфдел насекомым, высосанным раскидистым паразитом.

Мы курили на столах, сдвинутых в один угол: все, что ли? или еще какие гадости предстоят?

– Поехали, – сказал Карп.

Вот так мы поехали.

Митька мекнул, высморкался, махнул рукой, нога об ногу снял кросоовки и полез через трансформаторы и емкости в рабочее кресло, стыдясь драного носка. Мы с Левой обсаживали его ветвистой порослью датчиков и подводили экраны. Олаф с Люсей на четвереньках ползали по расстеленной схеме, проверяя наши манипуляции.

– От винта. – Карп возложил руки на клавиши. В чреве монстра загудело; замигали панели. Передо мной стояла Люся и бессмысленно обламывала ногти.

– Сейчас дым пойдет, – бодро просипел Митька.

Карп, поджав губу, крутил верньеры.

Камера светилассь. Зеленоватый прозрачный цилиндр, расчерченный координатной сеткой, проявился в ней.

Ждали – гласа господня из терновой кущины.

Ломаная малиновая линия легла на цилиндре густо, как гребенка. Митька выдохнул и глупейше распялил рот. Работающая приставкой «МГ-34» пискнула, на ее табло вермишелью прокрутились цифры и остановились: 0.927.

– Так, – сказал Карп. Этот человек не умел удивляться.

За него удимвились мы. Прокол, начальничек. Чтоб лоботряс Митька оказался, выходит, счастлив на девяносто три процента!..

– Надо же… А по виду не скажешь…

– Следующий? – бесстрастно произнес Карп.

Люся отвердела лицом и вступила на подножку. Мы подступили с датчиками. Возникла заминка. Она взглянула вопросительно – и рассмеялась, = прежним ведьмовским смехом, пробирающим до истомы.

0. 96 условного оптимума было у Люси.

И она заревела – детски икая и хлюпая носом. Не умею передать, но какой-то это был светлый плач. И, доплакав, стало прямо юной.

– Следующий.

Олаф: 0.942

Лева: 0.930

– Почему же у меня меньше? – убежденно спросил он. – Не. Не-не.

– Потому, – назидательно курлыкнул Олаф. – Когда дочек своих выдашь замуж, тогда узнаешь, почему.

А я сказал то, что подумал:

– Халтура.

В ответ Карп поволок меня жесткой лапой за плечо: мы извлекли с улицы преуспевающего джентльмена, по ходу объясняя на пальцах.

0. 311 – равнодушно высветило табло.

Переглянувшись – мы высыпали на облаву за следующими жертвами.

Диапазон был охвачен: от 0.979 у закрученной матери четырех детей до 0.028 у чада высокопоставленного отца, кой полагал себя счастливым, как сыр в масле, и высокомерно пожал плечами…

Мне выдало 0.929. Хм. И ничего такого я не испытывал.

Карп вытер белейшим платком лицо и руки и сел последним.

Ломаная, нервная линия легла густо, как нить на катушку. Предостерегающе запищало, замигало, дрогнуло. "1.000".

– Э-э, ты ее по себе сварганил, – разочарованно протянул Лева.

– Ну, вот и все, – опустошенно сказал Карп, не отвечая.

Вылез. Прошелся. Глянул в окно. Сел. Закинул на стол ноги в сияющих туфлях. Выудил последнюю «Беломорину» и смял пачку.

– А теперь остается только вводить поправки при наложении программы, – пусти колечко. – Индивидуальное определение режима и загрузки нервной системы мы получили. Нагрузки надо давать на незагруженные участки, напрягая их до оптимума. Качество нагрузок варьируемо, они сравнительно заменяемы; всех мелочей не учтешь, да и ни к чему… Ведь личность изменяется, в процессе деятельности приспосабливая себя к тому, что имеет. Нет? Ромео можно было подставить вместо Джульетты другую… Нет?.. Эх…