Вскоре мальчишки принесли радостную весть:
– Едут! Едут!
– Четыре телеги!
– Кибитки, а не телеги, дурак!
– Сам ты дурак!
– Жонглеры! Жонглеры едут! Слышите, люди? Жонглеры!
Как видно, по договоренности со старостой Херцвига, жонглеры расположились вдоль околицы, по разным сторонам деревни – ну не на церковной же площади им выступать?! Одно дело – пиво, и совсем другое – насмешники комедианты. Перед церковью – не комильфо.
– А что эти жонглеры? – волновался профессор. – Вы думаете, они нас так вот, запросто, с собой и возьмут?
– Те жонглеры, о которых я думаю, – возьмут, и с радостью. – Князь обвел взглядом ближайшую кибитку и махнул рукой: – Нам в другую сторону.
Они обошли почти всю деревню, когда Вожников наконец-то заметил знакомый фургон с разноцветными треугольниками и кружками.
Бродячие артисты уже устроили сцену, и вокруг сразу же собралась толпа, завороженно следившая за тем, как атлетически сложенный Айльф жонглировал округлыми булыжниками. Старый клоун Корнелиус, сидя на краю телеги-сцены, тихонько пощипывал струны мандолины, белобрысый Иоганн уже нарядился в знакомый костюм лекаря, а вечно хмурый Готфрид позади фургона привязывал мулов к кустам. Все на месте… И вот сейчас покажется Альма, худенькая и бесстрашная – пройдет по канату с шестом наперевес, а потом – и на руках. Альма… Щемящие воспоминания сдавили грудь князя. Казалось, все это – жонглеры, Альма, Аугсбург – было давным-давно, в какой-то совсем иной жизни.
Начавшееся представление охватило Вожникова еще большей грустью: артисты играли все ту же классическую вещь, его вещь… точнее – Рязанова. «Ирония судьбы…» Вот уж действительно ирония.
– И мы в богатом доме, где все такое же, как и у нашего героя…
Старый Корнелиус комментировал пьесу, совсем так же, как когда-то Егор… Только вот роли поменялись: Айльф играл «доктора», Готфрид – «Ипполита», а вот женские роли доверили миловидному Иоганну. Кстати сказать, парень неплохо справлялся, удостаиваясь аплодисментов ничуть не меньше, чем мускулистый разбиватель женских сердец Айльф или харизматично-загадочный Готфрид. Хорошо играл, говорить нечего… Но где же Альма-то? Куда дели девчонку?
Охваченный нехорошими предчувствиями, Егор едва дождался окончания пьесы и, попросив профессора обождать, зашел за кибитку… Там вскоре появился старый Корнелиус – остальные кланялись и собирали деньги.
– Что это вы здесь делаете, уважаемый господин? Это наши мулы, и они имеют полное право здесь пастись, мы договаривались со здешним старостой…
– Ну, здравствуй, Корнелиус, – обернулся князь. – Не узнал меня, что ли?
– Бог мой… Георг! – Старый жонглер распахнул объятия. – Вот так встреча! Сейчас придут наши… Отметим! Так ты теперь здесь?
– Я просто иду в Констанц. Не один, вместе со старым другом.
– С нами и поедете! Мы уже сегодня вернемся… Эй, эй, парни! – повернувшись, старик помахал руками своим. – Идите-ка сюда, смотрите, что у нас за гость!
– Георг, друже!!!
Мускулистый Айльф сдавил Вожникова с такой силой, что, казалось, затрещали кости.
– Но-но, дружище, – засмеялся князь. – Ты, кажется, собрался выдавить из меня масло! Здравствуй, Готфрид! Рад видеть тебя.
– И я рад не меньше.
– Ха! Иоганн! А ты вырос. Совсем уже взрослый… почти.
– Да-а-а… – прослезившись, старый Корнелиус покачал головой. – Жалко, нет Альмы.
Глаза князя потухли:
– А где она? Что с ней?
Он уже ожидал услышать какой-то совершенно грустный и даже жуткий ответ, типа того, что девчонка умерла от какой-нибудь лихорадки… или ее схватили и сожгли как ведьму… однако…
– Альма вышла замуж, дружище Георг!
– Замуж? – Егор хлопнул глазами. – Как славно! Жаль, я на свадьбе не погулял.
– Зато мы погуляли! – хохотнул Айльф. – Хороший человек взял ее в жены, не молодой уже, но солидный, зажиточный – он держит на одном из перевалов постоялый двор и корчму. Так что Альма у нас теперь – хозяйка.
У князя словно камень с плеч упал:
– Молодец, девочка! Нет, правда…
– Мы все за нее рады. Всю жизнь ведь не будешь в кибитке… Она ж все-таки женщина…
– А муж – хороший, – с улыбкой пояснил Иоганн. – И совсем ее не бьет, доверяет даже. Он, видишь ли, вдовец…
– Да, человек хороший, спокойный.
– Ну и слава Святой Деве, что все так устроилось. Я вам своего друга представлю… и нам бы хотелось, чтобы мы тоже вроде бы как с вами – жонглеры. Ну, чтоб не было лишних вопросов…
– Понимаю! – Айльф хлопнул Егора по плечу. – Опять у тебя какие-то тайны, дружище Георг!
– Кстати, на всех перевалах – стража, – вдруг сообщил Иоганн. – Кто-то там сбежал из Констанца, какие-то разбойники. Так вот – ловят. Всех досматривают, проверяют – мы потому так и задержались.
Корнелиус улыбнулся:
– Ничего, на обратном пути задержек не будет. Мы же не из города едем, а вовсе наоборот, в город.
Так и вышло. Никто жонглеров не проверял, лишь на одном перевале стражники все-таки заглянули в кибитку. Беглецы затаили дыхание.
– Хотите пива? – с улыбкой предложил воинам Иоганн. – Свежее, деревенское.
– Из Херцвига? – Стражник сглотнул слюну.
– Оттуда, – протянул баклажку юный жонглер. – Берите, берите, у нас еще есть. Пива там было наварено – целая бочка величиной с церковь!
– Неужто – с церковь?! – Воин округлил глаза. – Что-то уж больно велика.
– Клянусь Святой Девой – с церковь! Ну, может, чуть-чуть поменьше… локтя на два.
Констанц оказался очень красивым и уютным городом с довольно широкими – как в любом бывшем римском лагере – улицами, просторными площадями и огромным, выстроенным из кирпича складом в порту на берегу красивейшего Боденского озера. Над всем городом возвышался шпиль собора (традиционно – Святой Девы Марии) и колокольни многочисленных церквей. Услыхав утробный звон колокола доминиканского монастыря, князь поморщился – покинутое узилище снова напоминало о себе… словно звало обратно. Ну уж нет! Шалишь.
Жонглеры обитали на окраине, почти у самых ворот, на постоялом дворе, некогда довольно зажиточном, но в последнее время в связи со смещением торговых путей к югу, к перевалу Сен-Готард, – постепенно приходившем в упадок, что было хорошо заметно по местами отвалившейся штукатурке и давно требующим ремонта амбарам.
Впрочем, на заднем дворе оказалось довольно уютно. Летняя кухня, грубо сколоченный стол для прислуги под старым кленом и акациями – там все и поужинали, да вскоре полегли спать – кто в людской, кто в кибитке.
– Ну и что дальше? – проснувшись, первым делом спросил Гус. – Так и будем здесь, в Констанце, сидеть?