Умножающий печаль | Страница: 83

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— В отличие от тебя, мой ненаглядный начальник, наш шеф Александр Игнатьич — настоящий босс. Как вы называете в Интерполе главных мафиозных донов?

— Саро di tutti capos. Босс всех боссов…

— Вот он и есть Босс Боссович, потому что владеет замечательным секретом расчетов с миром. Все платят за него.

— Нежный мой цветок, несведущее дитя, обращаю твое внимание, что это он нам всем платит, — ради справедливости вступился я за друга.

Она смотрела на меня с еле заметной насмешкой в круглых васильково-синих, бездонно-прозрачных глазах.

— Сердечный ты мой простофилюшка! Все фокусы в цирке очень просты, но исполнить их может только мастер. Секрет Хитрого Пса примитивен, но умеет это делать только он один.

— Поделись секретом, девушка-невинность, нетронутый эдельвейс, если знаешь. Может, мы и для себя сообразим что-то про этот трюк?

Лена положила мне руки на плечи и неожиданно просто сказала:

— Сережа, это не трюк. Это характер, это свойство гениального бизнесмена. Он платит смехотворно дешево за все, что покупает. И берет неимоверно дорого за все, что продает. Хитрый Пес предлагает людям деньги, а взамен берет у них талант, дружбу, верность, счастье, будущее — он приобретает человеческие судьбы. В руках у Серебровского контрольный пакет акций незримой компании «Наш мир завтра»…

Растерянно покачал я головой:

— И тебе не нравится такой крутой мэн?

— Не-а! — беззаботно рассмеялась Лена. — Мы с ним райские птички из одного змеиного инкубатора. Только я пока птенчик в золотом пушке, а он громадный матерый лысый гриф. Нет, не нравится. Мне нравишься ты…

— Ага, это понятно! Как говорится, мечтаю верить…

— Ты, дурачок, этого не понимаешь. Ты как черный хлеб, как печеная картошка в золе. Мне нравится перебрасывать тебя с ладони на ладонь.

— По нашим временам — диета сомнительная…

— Не боись! Как затоскуем, я с презентаций в сумке икры с лососиной утащу. Кстати, я давно хотела тебя спросить…

— Спроси! Смогу — отвечу…

— В какой самой страшной криминальной истории ты участвовал? Какое убийство, ну, допустим, чья смерть произвела на тебя самое большое впечатление? — Ее глаза горели азартным любопытством.

— Смерть Вольфганга Брикса, — не задумываясь, ответил я сразу. — Его останки обнаружили через пять лет после смерти.

— Расскажи, расскажи! — задергала меня Лена. — Быстрее рассказывай…

— Каждый год мы проходим обязательную трехнедельную стажировку в одной из национальных полиций мира. В прошлом году я отбабахал ее в Германии, в Гамбурге. В полицию обратились из местного банка — они, мол, не могут связаться со своим клиентом Вольфгангом Бриксом, на счету у которого кончились деньги. А все коммунальные и регулярные платежи осуществлялись автоматически с этого счета. Как, значит, им быть?

— Ну-ну, дальше? — Лена дергалась в нетерпеливом ожидании криминального ужастика.

— Выехали к нему домой, позвонили в дверь — никто не открывает. А в квартире слышны звуки — кто-то ходит, разговаривает, через замочную скважину видны отблески света.

— Взломали?

— Еще как! Чистенькая двухкомнатная квартирка, в углу на рождественской елке мерцают разноцветные лампочки. Включен телевизор — какое-то ток-шоу передают. А в инвалидном колесном кресле перед телевизором — скелет в лохмотьях. На коленях открытый журнал — программа передач на 5 декабря девяносто второго года. Пять лет назад…

— Полный отпад! — восхитилась Лена. — Сказочный рекламный ролик о елочных гирляндах и телевизорах «Сони»! Хороший слоган: «Живи с нами — после жизни»…

— «Филипс». У него был не «Сони», а «Филипс». Пять лет покойника развлекал «Филипс».

— А сколько ему годков натикало? Ну, этому самому немцу?

— Бриксу было сорок три. Многоквартирный огромный дом, громадный город, миллион людей вокруг… Могила неизвестного человека…

— Жуть какая-то! — передернула плечами Лена. — Гиньель! Вампука!

Потом обняла меня за шею, тихо прошептала на ухо:

— Эту веселенькую историю ты не рассказывай Хитрому Псу никогда…

Кот Бойко: вознесение

— Не бздюмо, Кот! — Карабас положил тяжеленную лапу на мое плечо. — Мои ребята были ночью на крыше, проверяли — блок выдержит.

— А я и так знаю — ничего со мной не станется, — засмеялся я. — Я ведь везунчик, ведущий счастливец эпохи.

— Я верю, — кивнул Карабас. — Будь ты лошадь, я бы за тебя на бегах вмазывал!

— На ипподроме не пробовал, а в крысиных гонках я рекордсмен. Не имею равных, — заверил я Карабаса. — Мне тут одна колдунья недавно нагадала…

— Что пообещала? — деловито осведомился Карабас.

— Умру, говорит, в конце следующего века от тяжелой раны при самоубийстве. Пригрозила, что с бабами возникнут проблемы…

— Ладно, подождем, — пообещал Карабас.

Я уселся в маленькую люльку-беседку, трос от которой уходил поднебесно высоко и через блок на крон-балке билл-борда «Сони» спускался обратно — на буксирную лебедку рыже-ржавого «ровера».

— Давай рабочий струмент, — скомандовал я Карабасу, и он поставил мне на колени ведро, в котором лежал разобранный карабин, а сверху натыканы какие-то щетки, совки и прочая декоративная дребедень.

Карабас наклонился ко мне:

— Ты его решил мочить наглухо?

— Как Бог даст! — усмехнулся я. — А что?

— У него бронированный «мерс», из этой пукалки ты его не достанешь.

— Не учи ученого…

— Зря смеешься! С ним не пошутишь, его, как медведя-подранка, отпускать нельзя.

— Ага! Только я его снимать буду не как медведя, а как соболя — прямо в глаз, чтобы шкурку не портить…

— Шутишь все, юморист хренов! Не так надо было! — досадливо махнул рукой Карабас.

— А как надо было, Киллер Террористович? — поинтересовался я.

— Из гранатомета! Или тяжелого подствольника, — серьезно сказал Карабас.

— Порядок, — успокоил я его. — Если не попаду ему в глаз, вечером доставай «стингер».

— Ну да! Коли до вечера мы еще будем живы…

— Будем, Карабас! Куда мы денемся! Давай поехали…

Карабас махнул рукой парню за рулем, мотор «ровера» загудел гуще, ниже, металлически чавкнула лебедка, дернулась люлька, и я поплыл вверх.

Когда я вознесся выше Карабаса, он, задрав голову, сказал негромко:

— Ни пуха…

— К черту, к черту, к черту!

А он перекрестил меня.

Лебедка плавно и ровно тащила меня наверх, я поднимался на крышу, минуя бдительных вахтеров в подъезде, случайных памятливых жильцов на лестнице и в лифте, пудовые замки на чердачных дверях и люках на кровлю.