Он коротко кивнул.
— Кто бы ни пробрался вчера в ваш дом, он сделал это не силой.
— Откуда вам это знать!
— Оттуда, что ни одно окно не разбито, ни один замок не взломан, а значит…
— Ничего это не значит! — перебила она его, сжав в ярости кулаки. — Да вы воплощение гордыни на земле! Вы единственный… — Пандоре так и не удалось закончить свою обличительную речь: он, и без того раздраженный тем, что несколько часов бегал за этой женщиной по городу, быстро сократил между ними расстояние, заключил ее в свои объятия и закрыл ее рот поцелуем.
Пандору настолько обескуражил его поступок, что несколько секунд она не могла пошевелиться, пока его губы совершали уверенные движения. Приятные. Соблазнительные.
Она понимала, что должна положить этому конец, но знала, что не может сделать это!
Казалось, не было тех часов, которые отделяли тот миг, когда Руперт откровенно и эротично целовал ей палец в спальне, от этого властного поцелуя в губы. Словно страсть, вспыхнувшая между ними, была неизбежной. Неодолимой.
Пандора запрокинула голову, чтобы полностью насладиться ощущением его губ на своих губах, пока Руперт неспешно пробовал ее на вкус. Ее руки в перчатках потянулись к мускулистым плечам в тонкой дорогой ткани, ее грудь, уже начинающая привыкать к звенящему напряжению, вжалась в его широкую грудь, в то время как его руки крепко сжали талию и еще плотнее прижали Пандору к себе. В воздухе витало сексуальное напряжение.
Пандора резко вдохнула, когда рука Руперта накрыла одну из ее грудок, вздох перерос в стон, стоило ему пальцем пройтись по ее набухшему соску. По венам разлился огонь, складочки между ног сделались влажными.
Она забыла обо всем на свете, а он, воспользовавшись тем, что ее губки распахнулись, прошелся по ним языком и проник в ее сладкий ротик. Его хищный язык ласкал горячий закуток, рука продолжала ласкать грудь. Пальцы приятно холодили ее разгоряченную кожу, вот он уже аккуратно отодвинул тонкую ткань и выпустил ее грудь на свободу, накрыл обнаженный холмик ладонью, нежно сжал и вновь принялся играть с соском.
Пандора и не подозревала о подобном наслаждении. Оно накрыло ее с головой, пока Руперт продолжал разбойное нападение на ее голую грудь, опытные пальцы то пощипывали, то поглаживали, а язык ритмично проникал в ее рот.
Внезапно секретное местечко между ног запульсировало в том же ритме, что привело ее в греховный восторг.
Она понятия не имела, что случилось бы дальше, если бы вежливое покашливание за дверцей кареты не привело ее хоть в какое-то подобие чувств. Туман в голове начал рассеиваться, когда грум объявил:
— Мы прибыли к дому герцогини, ваша светлость.
Пандора отодвинулась и ошеломленно посмотрела на него, заметив серебристые искры в его глазах и румянец на щеках. Казалось, его губы стали полнее и еще более чувственными.
Она потрясла головой, стараясь сбросить наваждение и припомнить, почему она думала, будто это плохая идея. Очень плохая.
Ах да. Вспомнила.
— Ответ «нет», Страттон! — решительно припечатала она, высвобождаясь из его объятий и кивая в сторону дверцы, за которой грум ждал сигнала, чтобы открыть ее. Она старалась не замечать, что слуга тщательно отводит от нее взгляд и смотрит в небо.
Руперт резко схватил Пандору за руку, не давая выйти. Ей пришлось повернуться к нему, глаза вновь метали гневные искры. Но гнев не вязался с разрумянившимися щеками, налившейся грудью, сладким изгибом губ, немного припухших от страстных поцелуев.
— Что «нет»? — поинтересовался он.
В ее глазах сверкнуло раздражение.
— Не пытайтесь играть со мной, Страттон!
Его воспрянувшая плоть ясно заявляла о том, что единственная игра, в которую он хотел бы сыграть, требовала от игроков обнажиться и принять горизонтальное положение.
Он разочарованно вздохнул:
— Я и впрямь не понимаю, о чем вы толкуете, Пандора.
— В таком случае позвольте мне заявить открыто, у меня нет желания ни теперь, ни в любое другое время в будущем брать на себя сомнительную честь быть вашей следующей любовницей!
Запальчивая речь так поразила Руперта, что пальцы его разжались и скользнули по шелковистой коже ее обнаженной руки, позволив избавиться от его хватки, грациозно выпрыгнуть из кареты и величественно прошествовать к парадной двери, которую дворецкий моментально захлопнул за ней, явно следуя инструкции хозяйки.
Руперт откинулся на сиденье, слишком потрясенный, чтобы хоть что-то предпринять.
«Пандора верит в то, что приглашение в оперу, желание побеседовать с ней сегодня днем, поцелуй в карете свидетельствуют о намерении сделать ее любовницей! Черт!»
Он счел бы эту догадку забавной, а ее ответную реакцию и подавно, если бы это не было так обидно! Открытое оскорбление!
— Желаете возвратиться в Страттон-Хаус, ваша светлость?
Руперт несколько секунд взирал на своего грума невидящим взглядом, прежде чем разум взял верх над чувствами.
— Нет, бог ты мой, конечно нет! — решительно заявил он, выпрыгивая из кареты на булыжную мостовую. — Жди здесь, Грэгсон. — Он окинул мрачным взглядом окна дома Пандоры. — Я могу задержаться.
Она едва успела подняться по лестнице на второй этаж, войти в прибранную спальню и снять шляпку, когда дверь у нее за спиной распахнулась и в дверном проеме появился взбешенный Руперт.
— Что за?..
— К вашему сведению, мадам… — Он со стуком захлопнул за собой дверь и направился прямиком к ней. — Обычно человек дожидается предложения, прежде чем ответить отказом.
Пандора, прижавшись спиной к туалетному столику, выставила вперёд руки и испуганно уставилась на него. Он резко остановился в нескольких дюймах от нее, его могучая фигура горой нависла над ней.
— Я не хотела… я думала…
— Нет, мадам, — процедил он. — Полагаю, вы ни на секунду не задумались над ситуацией, прежде чем бросить в мой адрес подобное оскорбление!
Пандора даже не стала изображать недоумение.
— Женевьева согласилась со мной, что все ваши ухаживания последние два дня явно демонстрируют ваши намерения.
— Вы обсуждали меня со своей подругой? Польщен. Однако я должен сообщить вам, что выводы, к которым вы обе пришли касательно моих так называемых «ухаживаний», абсолютно неверны.
— О! — Пандора никогда не чувствовала себя столь униженной. Ей хотелось провалиться сквозь землю или забиться в самый темный уголок и там затаиться. Спрятаться. Куда угодно. Лишь бы с глаз его долой. Она облизнула губы кончиком языка; серые глаза жадно проследили за ее движением. — Я приношу вам свои извинения, ваша светлость… э-э-э… Руперт, — поспешила исправиться она, когда глаза превратились в узкие зловещие щелки. — Я не собиралась оскорблять вас. Я просто хотела…