Парень помотал головой, но все же поднялся, подошел вплотную к окну, постоял с полминуты под удивленными взглядами всей команды, а потом вернулся к ребятам.
–За нами наблюдают,– сказал он негромко.– Я уверен в этом, но пока никак не могу застать их врасплох.
–С чего ты взял?– спросил Глеб.
–Чувствую. Иногда явно ощущаю на себе чей-то взгляд, а я привык доверять своим чувствам, я не ошибаюсь. А потом, как-то я видел чью-то голову. Против света, и не смог разглядеть, тем более что голова тут же пропала…
–Следы?– уточнил Глеб.
–Все чисто,– парень развел руками,– слишком чисто, учитывая обстоятельства. Это не оставляет сомнений, что за нами издали наблюдают. Очень умело и очень осторожно.
–И это вы называете уединенным островом!– Ян рассмеялся.– Да тут перенаселено, как в центре мегополиса, и вокруг постоянно кто-то шляется! Хорошо еще, что мы как раз собираемся двигать отсюда.
–Дайте мне еще один день,– попросил Северин.– Вернее, ночь. Если я до полудня никого не поймаю, поедем куда скажете.
–Акелла выходит на охоту!– Динка громко захлопала в ладоши.– Пожалуйста, налови нам побольше вражеских магов и морских девиц!
–Не смешно,– Ян неодобрительно на нее покосился.– Кстати, Северин, может, и вправду возьмешь меня с собой– вдруг поблизости действительно маг бродит.
–Дайте мне всего лишь четырнадцать часов,– повторил парень упрямо.– И никого с собой я не возьму. Никто из вас не умеет ходить тихо.
–Как хочешь,– Ян с нарочито равнодушным видом пожал плечами,– хочешь справиться сам– you’re welcome!
–Подводим итог!– объявил Глеб.– Ждем до полудня, а дальше отправляемся на место, где в последний раз видели гусли. Попробуем посмотреть своими глазами и покопаемся в местных архивах– там как раз-таки могла осесть нужная информация. Возражений нет?
Никто возражать и не подумал.
* * *
Он вышел на охоту в сумерках.
В тишине было четко слышно, как плещется море, в темной воде, дрожа, отражались звезды и похожая на фонарь чуть щербатая половинка луны. Северин жадно вдохнул пахнущий солью и йодом воздух и легко побежал, отталкиваясь всеми четырьмя лапами.
Мир, раскрывавшийся перед волком, был гораздо богаче и прекраснее человеческого. Тысячи запахов тут же ударили в нос, увлекая за собой. Большой волк обежал бунгало, принюхиваясь. Незнакомый человеческий запах был совсем легким, едва ощутимым. Северин поймав его, словно конец нити, пошел по следу.
Кустарник расступался перед ним, луна скользила меж вершин деревьев, в меру сил освещая путь. Вот и дорога, след от колеи… Северин ткнулся в него носом. Пахло бензином и резиной, а человеческий запах почти исчез: здесь человек сел в машину. Зато след от колес оказался знакомым– как раз такой был у бунгало, стоящего чуть дальше по берегу. Значит, те, кого Северин увидел тем утром, не уехали совсем, а только скрылись, затаились где-то. Какой вывод можно сделать из этого? Только один: они не простые туристы и оказались на этом берегу отнюдь не случайно.
Волк решительно побежал по четкому следу колес– времени еще с избытком, и он найдет тех, кто выслеживал группу, и тогда роли переменятся, тогда еще можно будет поспорить, кто здесь охотник, а кто дичь.
* * *
–Вы совсем офонарели!– Динка еще раз огляделась и, убедившись, что рядом никого нет, яростно зашипела в трубку.– Зачем подошли так близко к дому? Северин вас учуял!
–Мы не подходили.– Голос на том конце провода был спокоен и даже флегматичен.– С тех пор, как спасли обоих ваших красавцев, старались держаться подальше. Мы что, враги себе, что ли, чтобы ваших против себя настраивать?
–Тогда кто же вокруг нас бродит?– поинтересовалась девочка иронично.– Может, призрак?
–Может, и призрак, вам виднее.– В трубке зевнули.– У вас, кажется, свой маг есть, у него и спрашивайте.
–Ну хорошо,– Динка хмыкнула.– Только не жалуйтесь, если вас волк за пятую точку схватит. Мое дело предупредить.
Она нажала на сброс и извлекла из телефона очередную симку.
Море шумело– то наступая на берег, то поспешно отступая. Динка села на берегу, у самой кромки воды, обняла руками коленки, обтянутые драными джинсами, и задумчиво уставилась в темноту. Как же надоела эта двойная роль! Как хотелось закончить с этим маскарадом и рассказать ребятам все. Но нет, нельзя, еще слишком рано. Они пока что ей не поверят. Они доверяют тому, кто дает им задания, и не знают, на что он способен.
После той катастрофы она лежала в больнице, молча глазея в грязно-белый потолок и одной рукой прижимая к груди плюшевую собачку. Вторая рука была в гипсе. Еще имелась трещина в ребре, терзающая тело ноющей болью.
Одна молоденькая медсестра все пыталась расшевелить девочку– говорила ей ласковые слова, гладила по темным растрепанным волосам, таскала сладости, которые так и оставались лежать на тумбочке. Динка даже не смотрела в ее сторону. Девочка не хотела ни этого навязчивого, утомительно внимания, ни пресной больничной каши. Она хотела только, чтобы все поскорее закончилось и можно было, наконец, присоединиться к родителям.
Когда свет перед глазами перегородил чей-то силуэт, Динка даже не полюбопытствовала посмотреть, кто это. Ей было все равно, из-под полуопущенных ресниц она видела только большое немного расплывчатое пятно. Заскрипел стул под непрошеным посетителем.
Девочка никого не ждала, только вяло удивилась тому, что медсестре захотелось сесть.
–Я знаю, что ты чувствуешь,– раздался уверенный мужской голос.
Она не ответила. Неизвестный посетитель наверняка лгал.
–Я рано потерял родителей,– как ни в чем не бывало продолжал голос.– Здоровье моего отца было подорвано войной. Я помню, как он натужно хрипел и кашлял, словно древний старик, а ведь был-то еще совсем молодой, раза в два моложе, чем я сейчас. У него было задето легкое, а еще серьезные проблемы с желудком. Простой солдат, пропахавший, как пелось в одной популярной песне, пол-Европы. Обычная жертва войны, каких было миллионы. Только смерть взяла его не сразу. Она терзала его, изматывала, брала измором. Он сопротивлялся ей, как только мог, но силы оказались слишком неравными. Когда у него горлом шла кровь и он хрипел и задыхался от боли, я слышал, мама молилась, чтобы смерть оказалась к нему милосердна… И я ждал, когда за ним придет смерть. Я представлял ее красивой, высокой женщиной в белом, которая возьмет отца за руку и уведет туда, где ему будет хорошо…
Человек замолчал, и Динка немного скосила глаза, чтобы его рассмотреть. Он сидел вполоборота, и льющийся из окна солнечный свет четко очерчивал профиль с прямым носом, серебрился на висках, уже обильно тронутых сединой.
Гость молчал долго, может быть, ожидая ее вопроса, а потом так же спокойно и неторопливо продолжил:
–Конечно, ему было нельзя пить, но он пил. Думаю, не только для того, чтобы заглушить боль, но и для того, чтобы убить воспоминания. Не помогало. Он видел и пережил такое, что почти каждую ночь, даже в самом страшном пьяном угаре, вновь и вновь проживал те военные годы. Я слышал, как он кричит… Вернее, даже не кричит, а воет. Утробно, надрывно, страшно. У меня до сих пор в ушах этот вой, в котором нет уже ничего человеческого… А ты говоришь, что самое страшное– это смерть.