Разве мы не пойдем вместе, удержалось у нее на языке. Значит, отдает просто потому, что сам не может?
– Что ж ты их не вернул? – спросила она едко: даже не попытался пригласить с собой!
– Обидятся: облагодетельствовали, а он еще пренебрег.
Даже не намекает, что она найдет с кем пойти, просто закинул билеты – и покатился дальше по делам.
– И не лень тебе было ехать?
Фи, сказал он, как не стыдно. Но деньги взял, очень просто.
– Я на машине, было почти по пути. Салют!
У окна она отогнула занавеску, чтоб он не заметил ее, если взглянет вверх, как всегда было раньше.
Он не взглянул. У подъезда стояли бежевые «Жигули»-пикап. Ларик сел рядом с невидимым ей водителем, машина выпустила клуб ватного дыма, выбросила снежные фонтаны из-под буксующих задних колес – и умчалась.
– Вы что, помирились? – спросила мать за ужином.
– А мы и не ссорились, – качнула ресницами Валя.
– Что ж он приходил? И так ненадолго.
– Просто билеты занес. На концерт.
Она не отказала себе в иезуитском удовольствии пригласить Нину. Горечь рассеялась, лишние билетики стреляли за километр, они протолкались ко входу, млея от причастности к избранным.
Так или иначе, он доставил ей удовольствие.
* * *
В принципе он мог бы позвонить позднее вечерком, или назавтра: прекрасный предлог – поинтересоваться, как концерт; возможно, спросит как бы мельком, с кем она была – «с одним человеком», ответит она уклончиво, но будет разговаривать не слишком холодно, чтоб не оттолкнуть; возможно, он пригласит ее еще куда-нибудь. Она ответит, что пока не знает, сможет ли, пусть он позвонит еще раз.
Он не позвонил ни назавтра, ни позднее. На второй день, оправдываясь приличиями вежливости, Валя сама позвонила на вахту его общежития (оказывается, еще помнила телефон).
– А из ихней бригады еще никто не проходил, наверно на объекте еще, – с ответственностью в голосе сообщила вахтерша.
Подумалось про мороз, про леденящий ветер на высокой стене, освещенной прожектором, про то, как легко он достал и как легко отдал билеты…
Еще день она тщетно ждала.
(«Фактор времени играет иногда решающую роль, – поучал Звягин, тонко наслаждаясь игрой старого обольстителя, снисходительно передающего опыт пылкому и глупому юнцу. – Чувства изменчивы, они возникают, растут, ослабевают, исчезают, – необходимо выбирать точный момент, когда ее чувства наиболее располагают к успехам твоих действий. Позвонишь в первый день – это будет немногого стоить, означать, что ты проявляешь к ней повышенный интерес и никуда от нее не денешься. На второй день отсутствию звонка она слегка удивится, ей захочется, чтоб позвонил, будет требоваться подтверждение, что она желанна, одержала победу, занимает важное место в твоих мыслях. На третий – самолюбие будет задето, желание достигнет максимума. На четвертый начнет ослабевать, сглаживаться… но если позвонишь – все вспыхнет, еще не поздно. А вот через неделю все отойдет далековато, и результат твоих предыдущих усилий останется невелик…»)
Ларик позвонил поздним вечером третьего дня. Валя схватила трубку, зная, что это он. Ее душе уже была задана работа, и работа эта происходила помимо ее желания.
Его голос слышался прерывисто, издалека (трубка иногда прикрывалась перчаткой):
– Валя, ты? Не слышу!.. Что?.. Сейчас перезвоню!..
Она прождала у телефона двадцать минут. Через полчаса (ночь):
– Алло! Что?.. Все автоматы неисправны! Алло!!!
На этом сеанс связи окончился.
(«Задача первого этапа – легкие положительные ассоциации, – развивал теорию Звягин. – А чтоб они возникали – надо изящно всадить крючок в ее самолюбие. Приучить думать о себе без досады, создать не избыток, а дефицит внимания со своей стороны, но – этически безупречный дефицит. Пусть ее душа свыкнется с мыслью, что ты можешь доставлять и радость, и боль, причем первое желательно, а второе – отнюдь. И что твое существование, с другой стороны, ни к чему ее не обязывает. Ты есть – и это значительно, и это неплохо! Понял, нет?»)
35. Мороз и солнце – день чудесный
– А если бы она не умела ходить на лыжах?
– Всегда что-нибудь есть, – уверил Звягин. – Умела бы бегать на коньках. Или заниматься плаванием. Или любила сидеть в библиотеке (и сам усомнился). Или толклась бы у «Маяковки» или в «Сайгоне». Твой номер шестнадцатый: выяснять обстоятельства и применяться к ним. Впер-ред, хромоногий! Ларион и Тамерлан – похоже, да?
Идею подкинул в общаге друг Володя; компания составилась – на воскресенье. Странно, если бы Валя не приняла участие: хорошие лыжи, приличный костюм, зачет по физкультуре сдала из первых.
Поначалу предлагали Кавголово.
– А кто был зимой в Петергофе? (В Кавголово многовато классных лыжников, такие конкуренты нам ни к чему.)
Никто не был. Решающим прозвучал аргумент:
– А какая там архитектура!
Здравая мысль о приобщении к красоте возобладала. Ларик выглядел большим знатоком архитектуры.
Утром затолкались с гамом в электричку на Балтийском вокзале, заняли три скамейки, протерли замерзшие стекла: поехали!
На Валю смотрели – на нее всегда смотрели: ладная фигурка, грамотный костюм, австрийские лыжи, тихое сияние. Ларик не смотрел. То есть смотрел не больше, чем на остальных. И не иначе. И не искал возможности поговорить вдвоем. И это сразу создало для нее некоторое напряжение.
Более того – он сидел на другой скамейке, спиной к ней! Он опять смешил всякой всячиной, к нему оборачивались, изредка повертывалась и она, сохраняя естественность поведения и досадуя.
Снег искрился, краски блистали под февральским солнцем, купола золотились, Монплезир светился кармином сквозь серебряный узор ветвей красота была выдана по первой категории снабжения. Синие накатанные колеи вились по аллеям, и лыжники скользили по ним с протяжным шелестом.
Ларик бежал длинным легким шагом, правильно натертые мазью лыжи держали скольжение, ритм и свет вселяли радость. Смотреть на него было приятно – как на всякого, кто что-то делает хорошо. Валя не знала, что он так спортивен на лыжне.
Он и сам этого не знал еще месяц назад. Пока Звягин не приказал срочно устроиться в секцию – и овладеть в темпе! «Спортсменом можешь ты не быть, но пыль в глаза пустить обязан!»
Он знал повороты и спуски этих аллей наизусть, прокатывая маршрут в лютые морозы, подмечая где можно лихо скатиться, где удобно тормознуть так, чтоб веер снега взвихрился из-под лыж.
Он скалил зубы – на нее не смотрел.
Трамплинчик на обочье крутой дорожки торчал небольшой, пара любителей из пацанов прыгали раз за разом, пролетая десяток метров над низким настом. Какое ни на есть – а зрелище, ловкость всегда привлекает, нет?