Усадив жену на диван, он торжественно встал на середину ковра и раскрыл эпилог «Войны и мира»:
– «В ее жизни не видно было никакой внешней цели, а очевидна была только потребность упражнять свои различные склонности и способности. Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у ней был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень. Она говорила только потому, что ей физически надо было поработать легкими и языком».
– Ну и что? – не поняла жена.
– А то, что основа всех действий человека – инстинкт жизни. Непонятно? Объясняю.
Что такое жизнь человека? Действия. Есть, пить, работать.
Чем вызываются действия? Потребностями. Хочется. Надо.
Почему существуют желания и потребности? Потому, что существует сам человек. Желудку нужна пища, легким – воздух, мышцам – физическая нагрузка.
А кто в организме управляет всем? Центральная нервная система.
Что необходимо центральной нервной системе? Ощущения, напряжения, нагрузки. Голод – и насыщение, жажда – и ее удовлетворение, утомление – и отдых. А также свет и тьма, холод и тепло, движение и покой.
Значит, что такое для человека его жизнь, если смотреть в самую основу? Сумма всех ощущений.
Что человеку безусловно надо? Жить. То есть чувствовать. Чем больше он за жизнь всего перечувствовал – тем больше, тем полнее прожил.
– Но ведь можно много чувствовать, и ничего не делать, – возразила жена.
– А можно много делать, но мало чувствовать, – добавила дочка, наматывая на палец алую ленточку.
– Верно. Я думаю, что Лермонтов за свои двадцать семь лет прожил более полную и богатую жизнь, чем пастух в горах – за сто двадцать. Один терзался мыслью и страстью, а другой хранил размеренный покой. В короткую жизнь одного как бы вместилось столько же чувств, сколько в долгую жизнь другого.
– Я не о том, – жена взяла из его опущенных рук книгу и аккуратно поставила на место. – Бывает чувствительный мечтатель-бездельник, и бывает бесчувственный делец, робот. У одного богатая внутренняя жизнь при полном безделье, а у другого богатая внешними событиями жизнь при полной внутренней бедности. Кто из них больше прожил?
– Это крайние исключения. А правило таково, что жажда ощущений толкает человека к действию. Авантюристы обуреваемы страстями. Инфаркт профессиональная болезнь и гангстеров, и поэтов. И те и другие делают много, только каждый по-разному.
Звягин вырвал лист из большого блокнота и нарисовал график.
– Наглядно? – спросил он. – Чем шире размахи этой линии, чем чаще зубцы, чем больше общая длина – тем больше прожил человек, полнее, богаче. А другой и дольше протянет, да чувствовал-то еле-еле, хилая душа. Разве у такого жизнь? Ни горя, ни радости.
– Ты хочешь сказать, что горе тоже необходимо? – подняла брови жена.
– Обязательно. Вверху – положительные эмоции, внизу – отрицательные. И то, и другое – жизнь; и то, и другое необходимо испытать нервной системе.
– То есть наверху у тебя как бы счастье, а внизу – страдание?
– Да.
– И по-твоему, нервная система человека сама стремится к страданию? – недоверчиво уточнила жена, глядя на график.
– А по-твоему, только к счастью?
– Ну, в общем да. Где ж ты видел того, кто по доброй воле хочет испытать горе?
– Везде видел. Иначе почему на свете столько людей, которые вроде бы имеют все, что надо для счастья, – а они несчастливы?
– Но ведь они не хотят быть несчастливы!
– Э. Думают, что не хотят, а на самом деле хотят.
– Как это?
– Очень просто. Есть сознательные стремления, а есть подсознательные. Сознательно человек рисует себе картину счастья и стремится к нему. А подсознательно стремится с страданию. Потому что нервной системе надо испытать все. Жизнь из горя и счастья пополам, как давно замечено, гораздо полнее, чем сплошное благоденствие. Человек всегда найдет повод для страдания.
Звягин свернул рисунок в трубку и получил подобие цилиндра.
– О, – удовлетворенно сказал он. – Теперь полная наглядность.
– Наглядность чего? – не поняла дочка, силясь постичь новую игру неугомонного папы.
– Того, что от большого счастья до большого горя один шаг: они соседствуют близ границы – видишь, как близко?
Он скрепил цилиндр канцелярскими скрепками, открыл «Обществоведение» на законах диалектики, со вкусом перечитал. Окинул гордым взором творение рук своих и без ложной скромности изрек:
– Гениально. Ну, разве я не гигант?
Потянулся с хрустом, посвистал «Турецкой марш» и прыгнул к телефону.
Встреча с Матвеем произошла под портиком Пушкинского театра.
– Вы гигант, – с небрежным недоверием сказал Матвей, выслушав его рассуждения. – И при помощи этой бумажки вы намерены раскрыть мне глаза на устройство мира?..
– Почему бы и нет, раз ты сам не понимаешь.
– Зачем вы меня вообще нашли?
– Заинтересовался забавным вопросом, который ты задал в начале нашего знакомства.
Принаряженная толпа стягивалась к спектаклю: восьмой час. Поглядывали на пару: подтянутый, тщательно одетый мужчина, добродушно посмеивающийся, и интеллектуального облика юноша – бородка, очочки, скептическая гримаса.
– И теперь вы готовы мне на этот вопрос ответить? Здесь и сейчас?
– Ага. Чтобы понять все в жизни, надо лишь усвоить две старые истины.
Первая. Любое явление, продолжаясь, в конце концов переходит в свою противоположность. Видишь – как бы перелезает на моем цилиндре через границу, из положительной половины в отрицательную. Например. Ты помогаешь человеку. Это хорошо. Но если ты будешь помогать ему все больше и больше, непрерывно и во всем, то погубишь его – превратишь в несамостоятельного иждевенца, паразита, живущего твоим трудом и твоей волей; это плохо.
Вторая. Любое явление имеет свою противоположность. Где бы ты не наметил точку на одной половине цилиндра – ей соответствует такая же точка на другой половине. Например. У листа бумаги всегда две стороны – одна сторона без другой не существует. У магнита всегда два полюса, магнит с одним полюсом невозможен. Где есть верх – там есть и низ. И так далее. Усвоил ли?
– Азы диалектики, – фыркнул Матвей.
– Верно, – любезно согласился Звягин. – Но от того, что это – азы, лучше они людьми не понимаются. К сожалению.
Они вышли на Садовую и мимо ограды Суворовского училища двинулись в сторону Сенной. Нить беседы раскручивалась. Роль ехидного экзаменатора была Матвею по вкусу.
– Что такое счастье?
– Только не богатство, не почести, не какие-то условия жизни. Ведь в одинаковых условиях один может быть счастлив, а другой – несчастен. Счастье – это не то, что человек имеет, а то, что он при этом испытывает. Счастье это сильнейшее приятное ощущение.