– Поедем!
– Женька! А я буду иногда сваливаться тебе как снег на голову! У твоего Фархада, допустим, концерт или спектакль в Брюсселе, а я возьму и прилечу!
– Это будет прекрасно!
– А Мирон?
– А что Мирон? Мирон с нами не ездит. Да и я не всегда езжу с Фариком. Так что можешь запросто промахнуться со своим сюрпризом!
– Женька, я такой счастливый сейчас…
– И я! Костя, а расскажи мне хоть что-то о своем отце…
– Что тебе рассказать? Он у меня из породы мамонтов.
– То есть?
– Ну, теперь таких уже не делают. Джентльмен до мозга костей! Любимец и любитель женщин. Но при этом крупный ученый, был раньше гениальным хирургом, но в Афгане схлопотал осколок в плечо, не смог оперировать, но не спился, как многие, а защитил докторскую диссертацию на основе своего полевого опыта, теперь преподает и консультирует. Его нередко приглашают за границу на консультации. А при этом он так любит жизнь…
– Как человек, часто имевший дело со смертью, да?
– Именно! Между прочим, он первый обратил на тебя внимание в том ресторане… И сказал, если б не его свадьба, он бы сам за этой дамой приударил. Да, кстати, а кто был тот мужик?
– Мой бывший муж.
– И он явно хотел тебя вернуть…
– Но я уже этого не хотела. К тому же у него двое детей. А жена твоего отца?
– Ой, Жень, в субботу сама увидишь. Одно скажу – они неплохая пара. И с обоими всегда есть о чем поговорить. Все. Иди ко мне, невеста!
– Костя, а давай полетим в Лас-Вегас и там поженимся, а?
– Это зачем? – как-то недобро прищурился Костя. – Мне брак понарошку не нужен.
– А что, тебе нужен штамп в паспорте?
– Мне – нет. Мне нужна ты. Я просто думал…
– Что женщине этот штамп жизненно необходим? Да ерунда это все! И со штампом тебя могут послать, и вообще… Ненавижу узы! Но особенно родственные… Они так легко рвутся, а там даже и штампа нет. Все, Костя, мы просто любим друг друга и будем вместе, пока нам обоим это в радость, идет?
– Господи, Женька, знаешь, Пафнутию надо поставить памятник при жизни, ведь если бы не он…
– И, как я сегодня узнала, не твой папа…
– Ага! Такой памятник – папа сидит в кресле и держит на руках Пафнутия!
Как хорошо мне было, как легко, весело, как радостно…
И действительно в субботу мы поехали на дачу. Его отец и мачеха оказались очаровательными людьми, прекрасно меня приняли. Анна Михайловна, в высшей степени интеллигентная и даже изысканная дама, была к тому же превосходной кулинаркой. Да вдобавок оба знали и любили музыку, так что нам было о чем поговорить.
Я рассказала о планах Мирона, о том, что из этого получилось…
– Вы сказали Мунтяну? – переспросила Анна Михайловна. – Я однажды его слышала в небольшой партии в Михайловском театре. Голос упоительный, но что-то не задалось у него.
– Он совершенно не может участвовать в конкурсах. Нервы сдают. Но я надеюсь, его все-таки оценят.
– А вот о Соловьевой я никогда даже не слышала. Как интересно… Вот бы попасть на этот спектакль…
– А что? Поехали! – вдруг страшно воодушевился Костя. – Это реально, Жень?
– Попасть? Боюсь, что реально.
– Боитесь? Думаете, билеты есть?
– Сейчас посмотрю! – Я достала свой планшетник. – Невероятно! На первый спектакль все билеты проданы. Аншлаг! – возликовала я. – И на второй тоже, с ума сойти! Ничего, вас с Петром Николаевичем мы посадим, будьте уверены. Господи, какое счастье, все билеты проданы!
– Женечка, постучите по дереву и поплюйте через левое плечо! – улыбнулась Анна Михайловна. – Но я, увы, не смогу, у меня лекции.
– А я без Анюты не поеду!
– Ничего, посмотрим в Интернете.
Спектакли должны были состояться в пятницу и субботу. Я решила улететь в среду. Но сообщать никому не буду. Я знала, что Мирон перевез мои вещи к себе. Я заказала номер в куда более скромной гостинице, чем раньше. Без вида на канал, но зато в двух шагах от квартиры Фархада. Так будет куда удобнее.
В понедельник утром Костя уехал на работу, а я стала просматривать документы, которые мне переслал Фарик. Из Ташкента пришло благодарственное послание. Они всячески расшаркивались перед Фариком и благодарили за кандидатуру Алишера Махмудова, а также выражали надежду, что, когда уважаемый Фархад сможет, он не откажется продирижировать каким-нибудь спектаклем по своему выбору. Я тоже расшаркалась за Фарика и туманно пообещала, что непременно, при первом удобном случае и т. д. Один договор оказался просто чудовищно безграмотным с юридической точки зрения, пришлось указать на это приглашающей стороне. Словом, я взялась за работу, и настроение у меня было просто роскошное. Пафнутий, разумеется, улегся рядом с компьютером, свернулся клубочком и заснул. Кажется, ему что-то дурное снилось, он изредка тихонько мяукал во сне.
И вдруг зазвонил домашний телефон. Я бы не стала снимать трубку, но Костя иногда звонил мне на домашний.
– Алло!
– Извините, это квартира Турбина? – спросил женский голос.
– Да.
– Простите, а с кем я говорю?
– Вам нужен Константин Петрович?
– Да.
– Он на работе.
– А вы не дадите его рабочий телефон?
– Не могли бы вы представиться?
– Вы его секретарь?
Голос вдруг показался мне знакомым. Но этого просто не может быть.
– Ладно, я поняла. Позвоню вечером.
От этого звонка остался какой-то неприятный осадок. И когда через полчаса позвонил Костя, я пересказала ему разговор.
– Ты можешь представить себе, кто это был?
– А ты ревнуешь?
– Просто не люблю загадок.
– Жень, ну мало ли какие дуры мне звонят? Главное, что я с дурами навсегда покончил! И я люблю тебя, а на остальных мне начхать. Все. Успокойся!
От звуков его голоса я успокоилась, поцеловала Пафнутия, почесала за ухом, он «испек крендель». Костя так называл его переворот на спинку, потом на другой бок, что было признаком высшего блаженства. Я успокоилась и снова взялась за работу. За время моей болезни скопилось много документов. Потом мне захотелось кофе. Я включила кофеварку, достала из холодильника яблочный пирог, купленный в «Азбуке вкуса», и решила передохнуть полчаса у телевизора. И тут раздался звонок в дверь. Не в домофон, а именно в дверь. Наверное, кто-то из соседей.
Я открыла дверь. И не поверила своим глазам – на пороге стояла… Вера, жена моего брата. Ослепительно красивая. Как она меня тут нашла и, главное, зачем?