– Когда надо идти? – Заур залпом выпил остывший чай и размазал слезы по щекам.
– Завтра. Мы отправимся после обеда. Ну так что?
– Никто не узнает?
– Я сказал: ни одна душа.
– Хорошо… Я проведу вас…
(Предупреждение: глава трудная, с претензией на социальную объективность. Друзьям Васи Крюкова – не читать!)
…Серое утро. Серые холмы. Горизонт не просто серый, а какой-то тягостно-свинцовый. Молодые люди в серых комбинезонах…
Я и моя многострадальная родина обречены на вечную зимнюю серость. Где-то, вне нас, существует яркий, разноцветный мир, в котором живут и работают нормальные люди. Они одеты в разнообразные одежды, у них стеклянные двери, зеленые, ровно постриженные газоны, оранжевый сок на завтрак. Они спокойно спят по ночам, не вздрагивая от разрывов снарядов, не прячутся в первую попавшуюся щель при виде армейской бронетехники. Дети их играют в другие игры. Им не надо думать: вот мальчик вырос, ему уже пятнадцать, пора покупать автомат и говорить с местным амиром, чтобы пристроил паренька к настоящему мужскому делу…
Мы отлучены от этого разноцветного мира, он нас попросту отторгает. Наш удел – вечная война, кровь, грязь, мытарства и полная безысходность. Мы, серые волки древних гор, глубоко враждебны разноцветной цивилизации, ее полноправные граждане пугают нашими именами своих детей…
Я сижу в нашей «Ниве», которая стоит на краю неглубокого котлована. Рядом расхаживает Аюб. В котловане дети играют в жмурки…
Знаете, есть такая сказка: «Волк и семеро козлят». В жизни вообще, если присмотреться хорошенько, можно обнаружить массу пугающих аллегорий. Нашу сказку, наверное, следовало бы назвать так: «Волк, семеро волчат и два барана». Волчата – пацаны от пятнадцати до восемнадцати, их как раз семеро и они пока что не имеют опыта умерщвления себе подобных. Волк здесь, разумеется, – Аюб. Матерый такой волчище, с задубевшей от вражьей крови шкурой, с огромными смертоносными клыками. В роли баранов сегодня, как всегда, двое русских пленных солдат первого года службы, из личных резервов Аюба.
«Как всегда» – это насчет первого года службы. Практика показывает, что попадаются в основном молодые, необстрелянные салаги. Если русский солдат прожил на нашей войне год и не умер, его трудно взять в плен. Обычно они отстреливаются до последнего патрона, а потом подрывают себя гранатой да еще норовят это сделать так, чтобы пострадало как можно больше наших моджахедов. Потому что они знают, что их ожидает.
Вообще, будь я на месте русских властей, я бы внимательно присмотрелась к этим выжившим на войне солдатам, когда они вернутся домой. Потому что это уже не маменькины сынки, которыми они были по призыву в армию, а совсем другие люди. В чем-то похожие на нас, серых волков, и неосознанно отторгаемые своим разноцветным обществом. Они несут в себе смертоносный заряд полного пренебрежения к ценности человеческой жизни и готовности убивать. Они опасны для рахитичного русского общества своей независимостью и повышенной жизнестойкостью…
Дети играют в жмурки… У всех – небольшие ножи. У русского на голове мешок, в руках его такой же нож, как у всех. Один из «волчат» подскакивает вплотную, кричит: «Я здесь, гаски!» «Баран» поворачивается на голос, размахивает ножом. «Волчонок» ловко уходит от опасного взмаха, оказываясь за спиной у «барана» и тычет его ножом в задницу. «Баран» глухо вскрикивает – больно ему. Следующий «волчонок» подскакивает, зовет «барана»…
На дне котлована жидкая грязь, но это «волчатам» не мешает. Они сильно возбуждены, азартно покрикивают, готовы возиться так до самых сумерек.
Правила определяет Аюб. Для него это не игра, а так называемый «профотбор». Аюб сейчас работает в обе стороны: оценивает кандидатов на звание рядового моджахеда в джамаате Арби Шамхалова и высматривает претендента для Деда. Я – «оперативное сопровождение», как принято выражаться у представителей вражеских спецслужб.
Правила простые. До особой команды «барана» можно только колоть в задницу. Это, конечно, очень больно, но позволяет ему некоторое время оставаться «на плаву». Аюб показал, куда колоть нельзя, чтобы не повредить седалищный нерв. Тот, кого «баран» порежет, сразу выбывает из игры. Если ты такой неловкий, что позволил врагу с завязанными глазами полоснуть себя, тебе не место в рядах воинов Джихада. Иди, тренируйся до следующего испытания.
Для «барана» тоже есть правила. «Матч» длится десять минут. Если за это время «баран» порежет троих – его оставят в живых. Согласитесь, хороший стимул.
Первый «баран» заметно вяловат. Он три недели сидел в зиндане, ему давали двести граммов черного хлеба в день и пол-литра воды – этого вполне достаточно, чтобы человек жил.
У нас большой опыт в содержании пленных. Русские крайне редко бегут из наших зинданов. Те, кому удалось сбежать, – уникумы совсем из другой породы, про них даже говорить не стоит, потому что их очень мало. А любой нормальный человек к концу первой недели содержания в таком «ямочном» режиме превращается в тупое послушное животное, безразличное к своей дальнейшей судьбе. Эту неделю человек держится на «старом жире» и пребывает в состоянии постоянного страха смерти, каждую секунду ожидая, что ему перережут горло. Потом он привыкает к этому состоянию. Человек вообще ко всему привыкает – даже к самым нечеловеческим условиям. «Старый жир» кончается, скудная пайка не дает силы для ощущений и жажды жизни. Человек впадает в состояние, сходное с зимней спячкой или тягостным сном смертельно больного. Он вроде бы жив, но уже похоронил себя. От него исходит липкое «земляное» зловоние: в яме он ходит под себя, в первые несколько суток – довольно обильно, «старый жир» перерабатывается. Человек насквозь пропитывается этим запахом, в темноте и тесноте ямы довольно быстро отвыкает здраво мыслить и постепенно превращается в живой труп. Этакий зомби.
Такого легко убить даже начинающему моджахеду, для которого умерщвление себе подобного в новинку. «Волчата» просто уже по внешнему виду и запаху не отождествляют приговоренного к закланию «барана» с представителями рода человеческого. Грязный, вонючий, весь в струпьях и дерьме, со стеклянным взглядом… Тут и специальной обработки не надо, все обычно идет как по маслу.
К краю ямы жмется второй русский солдат. Этот «баран» № 2 – объект повышенной сложности. Он покрепче, шире в кости, выше первого. Но не это главное. Этот второй – зовут его Ваня – очень хочет жить.
Три дня назад его достали из ямы, искупали, побрили-постригли, дали чистую одежду. Потом хорошо покормили и сказали, что завтра-послезавтра обменяют на одного моджахеда. Три дня этот Ваня спал в тепле, хорошо кушал, читал свежие газеты. Он вновь почувствовал вкус к жизни. Более того, сейчас, после всего пережитого, он жаждет жизни с удвоенной силой. Видели бы вы, как радовался этот мальчишка, как сверкали от счастья его красивые голубые глаза! Впрочем, сама я этого не видела, мне Аюб сказал.
Теперь он жмется к краю ямы и с диким напряжением наблюдает за игрой в жмурки. Правила ему довели. Он в курсе, что если его товарищ не справится, то во втором «периоде» возьмутся за него. Сегодня на рассвете ему сказали, что обмен откладывается на неопределенное время, а его, чтобы зря не «простаивал», используют для подготовки юных моджахедов.