В четырнадцатом по списку адресе наших дам опять пригласили в усадьбу. Мы уже не нервничали, сидели спокойно и ждали.
Дамы слегка задерживались. Через приспущенные окна в салон машины проникал дивный аромат чего-то жареного и наверняка жутко вкусного. Обедать хотелось больше, чем жить. Вася поминутно глотал слюну и косился на пакеты с провиантом – того и гляди, бросится.
– Да что они там… – Петрушин нажал кнопку передачи и вопросительно кашлянул в рацию.
– Минутку, – раздался голос Лизы. – Все в порядке, я сейчас…
Через минуту Лиза возникла в проеме калитки и зазывно помахала рукой. За спиной ее маячил какой-то дед.
– Что за новости? – нахмурился Петрушин, раскрывая дверь «УАЗа».
– Нас обедать приглашают, – доложила Лиза, кивнув в сторону деда. – Хорошие люди.
– Да, давай, захады! – подтвердил дед, выходя на улицу – теперь оказалось, что он на костыле и с деревянной ногой. Инвалид, короче. Какой войны – непонятно.
– Исключено, – помотал головой Петрушин. – Обед у нас с собой. Зови Лилю, и поехали.
– Женя!
– Я сказал. Два адреса по-быстрому отработаем и встанем на обед. Ну?
– Жень, ты чего такой трудный?! – Лиза боевито подбоченилась и отставила ножку в сторону. – Думаешь, я совсем глупая, чтобы тащить вас куда попало? У них сын в местном ОМОНе служит. Они молятся каждый день, чтобы войска не вывели. Люди от чистого сердца приглашают!
– Гхм-кхм… – Вася усиленно двигал ноздрями, впитывая доносящийся из-за забора аппетитный запах чего-то такого жареного. А может, двух жареных. Или трех… – Гхм… А может…
Петрушин покосился на Васю, покачал головой и обратился ко мне:
– Что думаешь?
– Думаю… – я посмотрел на Васю. Это он у нас штатный барометр, чует опасность за версту. Сейчас этот барометр был явно не в состоянии адекватно оценивать ситуацию – пищевые ароматы забивали все напрочь. – Думаю, ситуация неоднозначна…
– Сто лет не пробовал нормального домашнего обеда, – пробормотал Вася, продолжая плотоядно шевелить ноздрями и задумчиво смотреть на забор. – Вроде мирно тут. Вон куры кудахчут…
Да, откуда-то из глубины двора квохтали куры. Вот корова мыкнула, лениво так, вопросительно, недовольная тем, что ее потревожили. Наверное, сена засыпали… Все здесь было как-то доброжелательно, отовсюду навевало этакой сельскохозяйственной пасторалью…
– Понятно… Сколько там мужиков? – уточнил готовый сдаться Петрушин.
– Половина! – Лиза уже была готова приступить к скандалу. – Что вас еще интересует?
– Не понял? – нахмурился Петрушин. – В смысле – «половина»?
– Там целая банда. Вот этот дед-инвалид – полмужика, две старухи и молодуха – жена сына-омоновца, – Лиза презрительно оттопырила нижнюю губу. – Щас навалятся, скрутят нашего робкого предводителя и…
– Зачэм такой гаварыш, э? – укоризненно попенял Лизе дед, распахивая ворота. – Сам ты баньда! Давай, заизжай, зачэм улица стаиш? Там все астываит! Такой бкусный жижиг-чорпа – сабсэм свежжий барян, такой чепелгаш – такой никогда не ел, да!
– Ыкх! – невольно икнул Вася.
– Урр! – автономно выразил отношение к ситуации Васин желудок.
– Ну, в принципе… – Петрушин почесал затылок. – Ну, если ненадолго…
– Короче – загоняйте машину, мойте руки, – закрепила победу Лиза. – Мы вас в зале ждем, там уже накрыли…
Мы загнали машину во двор, дед закрыл ворота и заковылял к дому. Двор почти полностью был забран под шифер, как здесь принято, повсюду белел чисто выскобленный деревянный настил. Дом был одноэтажный, невысокий и вообще выглядел довольно скромно: крашенный белилами кирпич, старенькие оконные рамы, жидко подновленные голубенькой эмалью. Решеток на окнах не было – видно, что здесь люди живут без опаски.
– Иды суда, рукам мыт. – Дед принял у выскочившей на крыльцо молодухи махровый рушник и пошел дальше. – Иды, это зыдэс…
Мы осмотрелись и последовали за дедом. За углом открывался широкий длинный проход между домом и сараем – этакий просторный коридор, в конце которого высился каменный летний сортир. К стене сарая был пришпандорен древний чугунный рукомойник с соском, под рукомойником – табурет, тазик, сверху – зеркало. Дверь сарая находилась рядом с рукомойником.
– Хорошо живут, – одобрил Вася. – Чисто. Нашим бы поучиться…
«Да, на обед они, конечно, зовут… но держат за людей второго сорта, – отвлеченно подумал я. – В доме должен быть нормальный умывальник, для белых людей, так нас туда не повели. Мол, и летним обойдутся, не баре…»
– Сарай, – отметил Петрушин, беря здоровенный кус хозяйственного мыла из подставки и принимаясь мыть руки. – А что у нас в сарае?
– Скатын там, – ответил дед.
– Мму-у-уу! – лениво подтвердила из сарая корова.
– Понятно, – кивнул Петрушин. – Млеко, курки, яйки?
– Яйки нэт. Сичас такой пириуд – курица нэ хочит работат! – Дед повесил полотенце на крючок и заковылял к углу. – Давай, мойса, патом дом иды. Сартир хочиш – пряма хады.
– Ага! – Предприимчивый Вася сделал шаг по направлению к сортиру и…
В этот момент из близ расположенного окна на боковой стороне дома послышался приглушенный женский вскрик. И тотчас же в карманах у нас тихонько пискнул тон радиостанции. Но не длинный.
– Падай, – флегматично буркнул Петрушин, неуловимым движением переводя висевший за спиной «ВАЛ» в положение «для стрельбы стоя» и разворачиваясь к дому.
– Угу, – выдохнул Вася, хватая меня за воротник и резко дергая назад, к углу дома.
«Дзинь-тресь-трах-тарарах!!!» – Петрушин чудовищным прыжком преодолел отделявшее его от стены дома расстояние и, слегка присев, прыгнул еще раз – как-то боком, не по-человечьи, всей своей массой обрушиваясь на оконный переплет. И исчез в оконном проеме, совместно с переставшим существовать окном.
– Мегар ду! – хрипло заорал дед, успевший скрыться за углом.
Это я рассказываю долго, а на самом деле все длилось считаные мгновения. Я только рот успел разинуть, чтобы спросить – а что, собственно, происходит?!
В следующую секунду Вася отточенной подсечкой свалил меня на пол, а сам кульбитом ушел влево и распластался рядом с углом.
«Та-та-та-та-та-та-та…» – пулемет в закрытом пространстве двора громыхал, как гаубица на полигоне. Точнее, как много гаубиц и подряд. Типа трех артдивизионов, лупивших со скоростью десять гаубиц в секунду. Представляете, что это за дрянь такая?
От мирной жизни до сейчас минуло немногим более трех секунд, я даже испугаться толком не успел и теперь просто лежал на дощатом настиле, наблюдая за чудесным явлением, которого до сего момента ни разу в жизни не видел.
Дверь сарая вдруг обзавелась неким прихотливым дизайнерским изыском: ровной стежкой плюющихся щепой отверстий. Стежка, двигавшаяся справа налево, в мгновение ока проштопала дверь на уровне живота и поперла дальше, перфорируя стену под умывальником. Стена дома ответно сплевывала крупные куски кирпича, приправленные богатой рыжей пылью.