Набирая скорость, секач несся к зарослям, где его поджидал Феликс. Я на миг представил себе лицо охотника — сосредоточенное, с прищуренным левым глазом, — лицо человека, на двести процентов уверенного в своей неуязвимости и силе. Медведя, говоришь, твоя пуля завалит?! Ну-ну…
Кабан приблизился на удобное для прицельного выстрела расстояние. Выстрел из зарослей показался мне оглушительным, словно взрыв — раскатистое эхо моментально троекратно сдублировало хлесткий звук, больно резанув по перепонкам. Секач только пригнул голову пониже и, не сбавляя скорости, продолжал нестись вперед. Расстояние между ним и зарослями стремительно сокращалось. Один за другим стремительно последовали еще три поспешных выстрела — Феликс пытался реабилитироваться.
Стремительным рыжим снарядом секач влетел в заросли, раздался глухой удар — словно ломом по коровьей туше, — послышался короткий душераздирающий вскрик, который мгновенно смолк. Кусты, где секунду назад я мог наблюдать верх фетровой шляпы Феликса, заходили ходуном, затряслись, оттуда послышался какой-то утробный рев. Несколько секунд спустя секач с окровавленной мордой выскочил из зарослей с другой стороны и неспешно затрусил в сторону леса. К месту трагедии стремглав мчались Жуков и его помощник, что-то отчаянно крича на ходу. Я аккуратно спустился с дерева и хорошей иноходью припустил прочь — делать мне здесь больше было нечего…
В 7.30 утра я уже был дома. Несмотря на прекрасную погоду и удачно проведенную акцию, настроение было просто преотвратительнейшим. Одолевали смутные сомнения как в правильности выбора режима функционирования, так и в целесообразности существования вашего покорного слуги на этой земле. Очень уж мне не понравилась сложившаяся вокруг фирмы ситуация. Судите сами: за две недели я ликвидировал троих видных деятелей, так или иначе связанных с фирмой и занимавших в криминальном мире далеко не последнее место. Изъятие этих товарищей из оборота закономерно влекло за собой перераспределение сил и средств в соответствующих сферах, которое при определенном соотношении обстановочных факторов могло вылиться в бурные катаклизмы с непредсказуемым финалом. И хотя „Петрович“ клятвенно заверил, что все делается во благо фирмы, а значит, и в моих интересах тоже, в сознании у меня поселилась безотчетная тревога, не позволявшая вздохнуть полной грудью и расслабиться. Тревога эта рождала тяжкое подозрение: а не уподобляюсь ли я обколотому дебилу, которого посадили с подрывной машинкой метрах в двухстах ниже плотины, обложенной взрывчаткой, и в установленное время велели крутануть ручку…
Стас, оставшийся за хозяина, решил для полноты ощущений добавить пару проблемок, которых мне как раз не хватало для комплекта. Пока я принимал душ и брился, он безмолвствовал, а когда мы уселись завтракать, выдал:
— Это… Ну, вчерась звонили из автоинспекции — спрашивали, в каком состоянии твоя „Нива“ и где она сейчас находится.
Положив поддетый на вилку кусок ветчины, я медленно выдохнул и поинтересовался:
— Ну и что ты ответил?
— Сказал, что все хокей, — Стас пожал плечами, — и что тачка твоя стоит во дворе. Правильно?
— Ага, правильно, — подтвердил я и, промотав в уме все возможные варианты непредсказуемых пакостей, несколько успокоился. Вчера Феликс был жив и здоров, значит, звонок автоинспектора ничего общего с акцией не имеет. Ну а остальное переживем — пусть даже тачку отберут за злостное уклонение от техосмотра. Дон утрясет все проблемы мановением мизинца. Рассудив таким образом, я опять подцепил ветчину и потащил ее ко рту.
— И это… — Стас несколько смутился. — Ну, мы с Милкой уйдем от тебя… Щас вещи соберу, вот… подбросишь до ее хаты? А то шмоток много у нее — неудобно на тачке…
— Тихо, тихо, тихо… — Я водрузил ветчину на место и потер уши — показалось, что ослышался. — Ну-ка, ну-ка, еще разок и повнятнее.
— Мы от тебя уходим, — угрюмо повторил Стас, опустив взгляд. — Хата у нас есть. Я молодой и здоровый, „капусты“ на харчи срублю всяко-разно. Ну вот. — Он неопределенно развел руками.
— Это ты так решил? — поинтересовался я, угрожающе сдвинув брови. — Или надоумил кто?
— Я так решил. — Стас опасливо отодвинулся вместе со стулом. — А че? Че такого?
— А ты меня спросил? — едко ухмыльнулся я. — Ты ее спросил? — Я потыкал пальцем в сторону, где располагалась Милкина спальня. — Ты вообще кто такой, парень? Да недавно тобой тут вообще не пахло! А тут — нате вам, явился не запылился и давай распоряжаться! Ха! Деятель…
— Она все равно ничего не соображает, — тихо проговорил Стас и шмыгнул носом. — А ты… Она тебе не нужна. Ты вон — с Оксанкой… Да и помимо Оксанки у тебя еще есть — дома не ночуешь, а она вчерась звонила вечером.
— Кто звонила? Оксана? — переспросил я.
— Ага, она, — подтвердил Стас.
— И чего? Что ты ей сказал?
— Ну чего, чего… Сказал, что ты уехал куда-то. Я думал, она в курсе.
— А во сколько это было?
— Да где-то около двенадцати ночи…
— А как она отреагировала на твое сообщение о моем отсутствии?
— Ну как… Ну, сказала… Че ж она сказала… А, вот — сказала „а-ха!“, раздельно так — „а-ха“ — и швырнула трубку.
— Вот спасибо-хорошо! — Я задумчиво побарабанил пальцами по столу и горько вымолвил: — Все, старик, кранздец моей спокойной жизни. Жизнь дала трещину, денег осталось два чемодана… Оксана опять закатит скандал, ты чего-то там тянешь… угу, угу…
— Да я че! — начал оправдываться Стас. — Просто жить на прикормке у доброго дяди не приучены мы… Ну, ты классный, конечно, мужик, но понимаешь… Милка тебе никто — вы уже скоко-то времени не живете, ага… Я тебе — тоже никто… Хата к нас есть…
— Хорош чушь пороть! — спокойно оборвал я Стаса. — Милка мне никто! Да она, если хочешь знать, неотъемлемая часть моего существования! Она — моя половинка! Я за нее жизнь отдать готов, если потребуется…
Стас отвернулся и непримиримо скрестил руки на груди. В соответствии с учением Хосе Сильвы сия поза свидетельствует о непреклонном стремлении оппонента стоять на своем и никоим образом не соглашаться с любыми разумными доводами, исходящими от противоположной стороны. Тупиковая ситуация. Она разрешима лишь двумя способами: либо мощным радикальным давлением на оппонента, либо заменой противоположной стороны на более импонирующую этому оппоненту особь.
Так-так… Ну, калечить Милкиного братца в мои планы пока не входило — а посему я решил избрать второй путь по Сильве и заодно попытаться разрешить проблему с Оксаной.
— Вот что, — миролюбиво сказал я, ласково улыбнувшись надутому Стасу. — Ты, конечно, волен поступать как сочтешь нужным, но… но ты особенно не торопись, мой юный друг. Тебе же ведь без разницы, когда съезжать?
— Ну, в принципе, без разницы, — согласился Стас, несколько расслабившись.
— Так вот, давай эту проблему оставим на послеобеда, — предложил я, — до того момента как раз все прояснится. Идет?