Я проснулся в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. За плечо меня теребил Славик — свежий, выбритый и пахнущий хорошим одеколоном.
— Вставай. Уже двадцать минут девятого! У тебя есть полчаса, чтобы привести себя в порядок и позавтракать…
— Какого х…я?! — возмутился я. — Буду спать, пока не высплюсь! Ведь полшестого спать лег! Я чо вам, лошадь?
— Дон сказал, чтобы все без опоздания прибыли в офис. И выглядели свежими и бодренькими! — объяснил Славик и тут же покинул комнату, не желая, видимо, принимать дальнейшего участия в грозивших затянуться дебатах.
Ууууу!!! Твою мать! Свежими и бодренькими… Я сел на кровати и схватился за голову. У Чейза и других крутых мастеров детективного жанра сплошь и рядом утро какого-нибудь сыщика или иного главного героя начинается с ужасной головной боли, тошноты и нежелания открывать глаза после недурственно проведенной ночи.
Я обычно пропускал эти описания мимо ушей, вернее, оставляя без внимания. Ну зачем это? Встал себе и встал. Подумаешь, головка бо-бо. Иди прими душ и проводи расследование, раз так много внимания уделяют его описанию.
Если хотите понять, каково мне было в то утро, можете — в зависимости от степени занятости и привычек — либо взять несколько зарубежных детективов (только желательно в качественном переводе: отыщите в них все описания пробуждений главных героев и обобщите), либо отправиться на городскую свалку, погулять там пару часиков после полуночи, затем с часовой экскурсией заглянуть в городской морг и посидеть там рядом с кадаврами, а напоследок выпить бутылку водки, не закусывая, и вот тогда завалиться поспать, упросив предварительно ваших домашних, чтобы непременно разбудили через два с половиной часа.
А после пробуждений настройте себя на то, что вам придется в хорошем темпе решить всю первую главу книги Стива Барра «Россыпи головомок», не заглядывая в ответы, и уложить до обеда, поскольку после обеда будет черт знает что…
Хм… Да. Я принял контрастный душ. Разминаться смертельно не хотелось: болели ноги и спина. Потом побрился и выпил кофе на пустой кухне — больше ничего организм принимать не желал.
Затем я заглянул в холл, где уже скучали все наши, и сообщил Дону, что мне нечего надеть, поскольку все мои шмотки после вчерашнего необходимо сдать в утиль. Более они ни для чего не годились. Сообщая это шефу, я надеялся, что из-за столь веской причины меня оставят а покое и можно будет отправляться спать.
Дон, однако, сделал жест рукой, как бы представляя присутствующих. Я внимательно поглядел и обнаружил, что все они одеты в его вещи. Причем если на Славике с Сергегой шмотки сидели нормально, наши шкафчики выглядели очень потешно — как подстреленные.
— Посмотри себе чего-нибудь в гардеробе, — распорядился шеф. — Потом все переоденетесь, сейчас некогда…
Я пожал плечами, забрался в гардероб и отыскал себе шмотки — благо не богатырь.
Потом я ощутил острую жажду. Направился на кухню, бросив ожидающим в холле, что сей секунд к ним присоединюсь, и, обнаружив в холодильнике литровую коробку апельсинового напитка, выдул с пол-литра на едином дыхании, рискуя застудить горло.
И вдруг почувствовал, что снова пьян! «Вот это да! Приплыли!» — сказал я себе, глуповато улыбаясь, и направил в холл, наконец-то присоединившись ко всей честной компании.
Оглядев присутствующих, Дон кивнул Славику — мол, давай.
Славик был краток.
— В общем-то, все нормально. — Он пожевал губами и уставился куда-то вбок. — Близкое окружение Грека, естественно, попытается установить причину его смерти… Это понятно. Мы все сделали как надо — никаких зацепов. Есть нюансы. — Он обвел всех взглядом и насупился. — Едва группировку возглавит кто-то из апологетов Грека, мы имеем почти стопроцентную гарантию продолжения войны. Сами понимаете. А захочет кто-то чужой прибрать к рукам, будет непродолжительная борьба, которая нас не касается. В общем, нам остается надеяться на благоприятный исход. Скорее всего так и будет. Но придется некоторое время находиться в состоянии повышенной боеготовности — до полного прояснения ситуации.
— Давай по делу, — досадливо поморщившись, перебил оратора Дон. — Все прекрасно знают, какова обстановка, и без дополнительных лекций.
Славик смущенно откашлялся.
— Так вот… В общем, все сидящие должны внушить себе: ночью все спали, очень крепко спали и абсолютно ничего не было. Ни-че-го! Понятно? Ни жене, ни попу на исповеди. Я думаю, нет необходимости детализировать возможные последствия чьей-то случайной обмолвки.
Все согласно покивали головами. Чего уж тут объяснять? Проболтаешься — сам пропадешь и подставишь остальных.
— Последнее… — Славик встал и впился взглядом в телохранителей. — Вы, пацаны, никого не убили… Только спрятали трупы. Но! — Он поднял вверх указательный палец. — Если кому из вас в голову вдруг придет шальная мыслишка о том, что можно заработать, продав информацию людям Грека или кому-нибудь еще…
Тут Славик сделал паузу и спокойно выслушал возмущенные выступления парней на тему «За кого ты меня принимаешь», после чего продолжил:
— Я вам просто советую: подумайте о своих семьях. Предателей презирают обе стороны… Не думаю, что кому-то из вас после этого удастся некоторое время прожить… И еще. События этой ночи ничего не меняют в наших отношениях. Я уволю любого, кто как-то попытается давить на меня или, упаси бог, на шефа, ссылаясь на…
— ну все, все! — не выдержал Дон, замахал руками и постучал по часам указательным пальцем. — Совещание закончено. Сейчас едем в офис, и каждый занимается своим делом — создает впечатление полной беспечности и приятной неосведомленности. Каждому участнику ночных событий… — Дон обвел всех указательным пальцем и довершил безразличным тоном: — Я даю премию — двадцать тысяч баксов. Не много, но зато от всей души.
Все расплылись в улыбке — вполне искренне. Только Славик остался хмурым.
— Эммануилу Всеволодовичу я премию не даю, — как нечто само собой разумеющееся добавил шеф. — Он мой личный секретарь и компаньон, можно сказать, так что лично заинтересован и так далее…
я аж зубами лязгнул от неожиданности. Захотелось вскочить и крикнуть что-нибудь типа: «Разъебывайтесь сами!» — и уйти навсегда. Компаньон, бляха-муха! Надо же, а!
Если бы я не проснулся, тебя, шеф, уже бы распорол тупым резаком вечно пьяный патологоанатом… Впрочем, меня разрезали бы сразу после Дона. Я сдержался и скромно опустил глаза.
Дон прав: я лично заинтересован. А еще я должен помнить, что меня подобрали и вернули к жизни, дают существовать в свое удовольствие и не особо обременяют служебными обязанностями, в то время как каждый из парней, которым свалилось по двадцать тысяч баксов, имеет семью, должен эту семью кормить и в любой момент пребывать в готовности подставить свой лоб под пулю — ради безопасности хозяина. А еще каждого из них Серега или Славик могут в один момент выкинуть вон, если унюхают на работе запах спиртного или обнаружат какое-нибудь нарушение условий контракта. И самого Серегу или Славика так же тривиально может выкинуть Дон — если будет веский повод.