Царица с удовольствием слушала свежего человека, удивлялась, охала, по-бабьи всплескивая ручками да хихикая порой несообразно сану. И то сказать, не хватало ей всего этого в своей окраине — молодой, здоровой, пышущей красотой девахе в самом соку. Ей бы не гвардейцами командовать, головы рубать да на колья людишек сажать, не родичей в борьбе междоусобной пересиливать… Бросить бы все, удрать отсюда в Санкт-Петербург да очертя голову окунуться в водоворот придворных сплетен и интриг, кружить головы блистательным кавалерам на феерических балах да ассамблеях! А то влюбить в себя какого-нибудь принца и укатить с ним в цивилизованную сонную Европу, жить в тысячелетнем каменном замке да по булыжной мостовой выезжать восьмеркой в оперу… Эх, привередлива и своенравна ты, женская доля!
— Так какие же заботы тебя к нам направили, граф? — спохватилась едва ли не час спустя заговоренная гостем ханша. — Чем мы тебе поспособствовать можем?
— Да то не стоит твоего беспокойства, звезда степей, — заверил Ушаков. — Так, сугубо по моей службе… Хотел посмотреть, как там ногаи — не балуют ли… А еще: аманат ваш от нас пропал. Сбег не сбег — непонятно. Догляду за ним не было, потому как ратной службой самочинно себя обременил, заслуги воински имеет немалые, большим доверием пользовался… А вот пропал. Может, опознал про отцову хворь да проведать наладился…
— Пропал? Зачем… пропал? — Царица вдруг сбилась, заалела аки маков цвет, метнулась ручками к многорядным жемчугам, белыми змеями обвивающим точеную шею, взгляд уронила…
“Ай, ай! — ухмыльнулся про себя Андрей Иванович. — Негоже царственной особе этак вот: надо уметь скрывать свои чувства. Одно слово — баба. Нет сообразить: аманата свели две недели как, а сенатор в пути без малого месяц! Аи, баба! Ты хоть десять языков выучи да полк на колы посади — а бабой и останешься!”
— Был ваш аманат, — справившись с собой, сообщила ханша. — И впрямь… простился. И сей же день отъехал обратно. Мы щедро одарили его — пусть не горюет по уходу Повелителя нашего. Наверное, уже давно на месте — ты в пути, и он…
— Да нету на месте, — как на безделицу махнул рукой Ушаков. — Коли тот же день отъехал, давно должен быть. И по пути не встречали — а другой дорогой вряд ли пойдет…
— Можешь не сомневаться, Андрей Иванович, — царственно заверила ханша, разом выпрямляясь и прибавляя уверенности во взоре. — Коли что вдруг не так, дадим вам нового аманата. Наши внутренние дела имперского договора не касаемы. Ежели вдруг не объявится аманат в самое ближайшее время, княжича тех же кровей дадим, да законнорожденного притом.
— До утверждения нового хана шертная запись имеет силу закона, — напомнил Ушаков, все так же сладко улыбаясь. — Так что прости, царица-красавица, — аманата я искать буду. Ежели какое воровство тут есть — то слово и дело государево…
— Ищи. — Ханша вновь потупила взгляд и вцепилась ручкой в жемчуга. — Только у меня его нет, я тебе сказала.
— Нет так нет, — покорно согласился Андрей Иванович. — Буду искать в других местах. Сегодня поговорю с людишками — как отъехал да куда, а завтра, засветло, подамся к Царицыну, по пути посмотрю — направлю дубовских казаков на розыск.
— Ну, бог в помощь, Андрей Иванович, — глядя в сторону, пожелала ханша. — Если еще чем поспособствовать можем — ты скажи, все в нашей воле…
Назад сенатор ехал довольный и задумчиво ухмылялся в жидкую бороденку. Примитивная ложь ханши развязывала ему руки. Аманат, конечно, ей нужен самой — иначе не держала бы, — но не настолько, чтобы портить отношения с имперским центром. А если сделать все по-умному да тишком, спросу никакого не будет: зазорно спрашивать за то, чего у тебя вроде бы нет!
На заставе Ушаков звал к себе на совет Егорку Кудрина и казачьего полковника. Первым делом спросил, строго глядя:
— Точно ли аманат в ставке? Не соврали ль твои людишки?
— Вот те крест батюшка! — Полковник размашисто обмахнулся знамением — малость на колени не бухнулся. — Который день в яме сидит с побратимом. Почти кажну ночь тишком мясо с хлебом носим. Браты все же, жалось берет… Кабы моя воля, давно бы стражу порезали да вызволили…
— Как — носите? — ухватился за мясо Ушаков. — А что — стража?
— Дак под утро они спят, батюшка, — плутовато подмигнул полковник. — Со светом уж бодры, будто всю ночь службу блюли. А до свету — дрыхнут… Как князья откочевали, гвардия бессменно держит ночной караул вокруг Ставки. Мышь не проскочит — патруль катается, посты стоят большим числом да рядком собак на прищепки сажают. Потому в самой Ставке не опасаются, жируют… А мои тут каждую кочку знают, впотьмах, как кошки, ползут, без шума.
— Спят, говоришь… — призадумался Андрей Иванович. — Славно, что спят… А ну, Егорша, — план готов?
— Сей момент. — Кудрин метнулся, притащил план Ставки, рисованный писарем.
— Укажи место, где сидят, — внимательно ознакомившись с планом, приказал Ушаков.
— Вот тут, — глянув наметанным глазом, ткнул пальцем полковник. — Маленька балочка, где головы лекарейна колья посажали, — там яму откопали сразу, как хан преставился. Стражей двое, шалаш у них и костер жгут. Меняют день в день, аккурат опосля обеда.
— Хорошо, — непонятно чему порадовался Андрей Иванович. — Славно. Вот что, братцы… Лихое дело я задумал. Но — во благо государево, потому как бы и не лихое вовсе…
— Только прикажи, батюшка, — костьми ляжем! — молодцевато гаркнул полковник, хватаясь за рукоять сабли.
— Тихо ты, пострел… — урезонил сенатор бравого вояку. — Твое дело — сторона. Твое дело помощь малую оказать моим людям, выделить две пары заводных да потом руками разводить, коли вдруг ханские что спрашивать учнут… А ты, Егорка, поставь сей момент на вышку Митьку Харю да Ваську Плутова. Да место покажи. Пусть смотрят, пока не смерклось. И вели лошадей приготовить — со светом тронемся на Царицын.
А до уезду должны мы сделать вот что…
…Утром следующего дня было мне два просоночных видения. Точнее, первое было — просоночное слышание.
“Пиу-пиу-пиу!” — ни свет ни заря сказал мой “Siemens”.
— Нет, — тихо прошептал я, размежив веки и обнаружив, что потолок слабенько сиреневеет предрассветными разводами.
Так рано мне звонить никто не может. Разве что старший менеджер чистилища — чтобы пригласить на прожарку. Сейчас возьму трубку и пошлю менеджера в зад. Или еще куда попроще. У них там, в аду, непременно должно быть такое место, куда всех посылают. Пусть идет — нельзя так рано беспокоить больших людей.
— Ты как? — сказала трубка голосом Славы Завалеева.
— Никак, — одними губами ответил я.
Слава Завалеев — мой начальник СБ. Бывший чекист. Это нормально — ему в чистилище самое место. Уж кто-кто, а этот определенно — заработал. –
— Я подъеду после обеда, — пообещал Слава. — Дали”добро” из разрешительного. Нужна куча твоих автографов.